Мара Вульф - Магия лунного света

– На озере было хорошо, – продолжил он. Я кивнула и опустила взгляд в пол. – Может, зайдешь уже? – спросил он.

Я зашла. Внутри дом был еще более впечатляющим, чем снаружи. Вдоль стен, где у обычных людей были обои или картины, стояли книжные полки. Здесь пахло старой бумагой и кожей.

– Где ты был последнюю неделю? – пока мы были одни, я задала вопрос, который казался мне самым важным.

– Кое-какие личные дела, – коротко ответил он, заходя в кухню.

Доктор Эриксон поприветствовал меня, а Софи провела к креслу в гостиной. Здесь у каждой стены тоже стояли книжные полки. Кроме того, книги лежали на полу. Я еще никогда не видела столько книг в одном месте, если не считать библиотеки.

На столе стояла прекрасная фарфоровая посуда, на тарелках лежали маленькие сэндвичи и домашние сконы.

– Коллам, не нальешь ли нам чаю? – попросила Софи. Тот кивнул и разлил чай по чашкам. Мне в нос ударил восхитительный запах. Коллам посмотрел на меня и улыбнулся, а я смущенно и с облегчением улыбнулась в ответ. Он, очевидно, решил не злиться и не обижаться на меня. Но главное заключалось в том, что он, судя по всему, собирался провести вечер вместе с нами.

Мы пили ароматный чай, ели печенье и общались. Рассказывали о школе и смеялись над учителями. Доктор Эриксон говорил о своих походах по острову и пригласил меня однажды пойти вместе с ним.

– Покажи нам уже наконец свои рисунки, – попросил он. Я почти забыла о них, время пролетело очень быстро, а за окном уже начало смеркаться. Я взяла папку и передала ему рисунки один за другим. Он некоторое время смотрел на портрет моей матери. Осторожно провел пальцами по линиям ее лица.

– Она была очень красивой женщиной, – задумчиво сказал он. Я краем глаза заметила, что Коллам смотрит на меня.

Затем он взял картину из рук доктора Эриксона.

– Красиво, – серьезно сказал он.

Другие картины были также досконально изучены.

– Я хотела их обрамить, – сказала я, кладя рисунки обратно в папку. – Где можно это сделать?

– Ой, мы можем сделать это! Коллам очень хорош в таких делах.

Я посмотрела на Коллама. Я была не против провести с ним чуть больше времени.

– Пойдем, я покажу тебе несколько рам, – сказал он. – Мы собираем все, которые только можем найти.

Софи улыбнулась.

– Я скажу Бри, что ты поужинаешь у нас и вернешься позже. Коллам сможет проводить тебя до дома.

От перспективы остаться с ним наедине сердце начало бешено биться. Я боялась, что все в комнате могли его услышать.

Доктор Эриксон и Коллам повели меня в огромный сад, расположившийся за домом. Здесь росло множество цветов, которых я еще никогда не видела.

Они повели меня по саду, который выглядел волшебно в свете садящегося солнца: мы шли к старому перекошенному домику на задворках. Дом оброс плющом. Коллам открыл скрипучую дверь, и мы зашли внутрь. Мне в нос ударил запах свежего дерева, краски и скипидара. Солнце бросало в комнату последние лучи, а в воздухе, подсвеченном угасающим светом дня, мерцали пылинки. Я в изумлении огляделась. Комната казалась как из какого-то старого фильма. На кирпичных стенах висели туристические сувениры. Разные маски, картины и старый деревянный крест. На одной из стен висела старая уздечка и как минимум двадцать ржавых подков.

– Мои талисманы, – улыбнулся доктор Эриксон, заметив мой удивленный взгляд. – Они все из разных стран.

Медленно, чтобы ничего не уронить, я пробралась между двумя столиками с инструментами и рамами к мольбертам в конце комнаты. На них стояли холсты с более или менее законченными картинами. Изображенные на них пейзажи были очень красивыми, каждая картина – настоящее произведение искусства. Смогу ли я когда-нибудь так рисовать? Рядом с этими работами мои выглядели дилетантски.

Пока я восхищалась картинами, Коллам подошел к старым рамам, прислоненным к стене. Он перебирал их, выбрав три подходящие.

– Думаю, эти должны подойти для твоих картин.

Он перенес их к верстаку и взял папку из моих рук.

– Что думаешь? – спросил он, приложив светло-коричневую рамку с красивой резьбой к портрету моей мамы. Красивая рама заставила портрет заиграть. Я кивнула и наблюдала, как он ловко отделяет заднюю панель от рамы и вытаскивает стекло.

– Можешь его почистить? – попросил он, передавая его мне. – Там стоит стеклоочиститель, а тряпку найдешь на полке.

Пока я старательно чистила стекло, Коллам проверял, нет ли на раме мелких повреждений. Потом он аккуратно нанес подходящую по цвету краску и прозрачный лак на места сколов.

Когда я закончила, села на верстак неподалеку от него и наблюдала за его сосредоточенным, погруженным в работу лицом.

– Пойду к Софи, вы справитесь вдвоем? – спросил доктор Эриксон. Я уже и забыла, что он здесь.

Коллам молча работал, а я смотрела на него. Его лицо источало силу и изящество. Я бы так хотела коснуться его щеки! Уже не в первый раз я обратила внимание на его длинные и тонкие пальцы. Я тяжело сглотнула от мысли, что он может коснуться меня. Было глупо даже думать об этом, с чего бы я могла заинтересовать его больше, чем другие девушки, которых он, по словам Амели, уже отвергал?

Он вдруг улыбнулся.

– Что такое? – спросила я.

Он покачал головой. Ответа я не получила. Он наверняка заметил, что я на него пялилась.

Он поместил портрет в раму, поставил заднюю стенку на место и зафиксировал скобки. Затем повернул картину в руках и поднял ее на свет.

Получилось идеально. Он положил готовую работу мне на колени и взял следующую картину, которую я нарисовала недалеко от дома, у скал. Море в этот день было необычного голубого цвета, и мне почти удалось передать этот оттенок. Пока Коллам молча смотрел на картину, я заметила, что его глаза были сегодня такого же цвета.

Мы с Питером провели у скал весь день, до самого заката. Спокойное, но грозное настроение, которое море в тот день излучало, ощущалось на картине.

– Не хочешь рассказать, что случилось с твоей матерью? – прервал мои мысли Коллам.

Я сглотнула. Несколько недель после смерти мамы я пыталась не говорить и даже не думать о ней. Казалось, что так проще справиться с утратой.

Коллам не давил на меня. Он просто ждал моего решения. Я посмотрела ему в глаза и поняла, что могу доверять. Я сделала глубокий вдох и начала медленно рассказывать об аварии и о том, когда я видела ее в последний раз. Коллам отложил раму в сторону и прислонился к столу рядом со мной.

Когда я закончила, он молчал и смотрел на меня. На мои глаза наворачивались слезы, стекая по щекам. Коллам стер их с моего лица.

– Мне так жаль, – прошептал он, обнимая меня и притягивая к груди. Я прижалась к нему. Он пах солнцем и морем.

– Почему ты это делаешь? – я не осмеливалась смотреть на него, надеясь, что он не станет меня отпускать.