Глен Кук - Хроники Империи Ужаса. Гнев королей

Первая семья короля жила в его частном доме, за пределами Воргреберга. Хозяйство в доме вели вдова его сына и младшие дети. Рагнарсон не бывал у них неделями.

– Надо будет туда как-нибудь выбраться, – пробормотал он.

Невнимание к детям вызывало у него чувство вины – что бывало с ним редко.

Он сделал мысленную пометку: надо проконсультироваться по юридическим вопросам с секретарем Дерелем Пратаксисом, как только тот вернется.

Рагнарсону чрезвычайно везло в жизни, но он считал, что подобное везение давно должно ему изменить. То был один из страхов, приходивших к нему с годами. Черта неуклонно приближалась. Он стал медлительнее, инстинктам, возможно, уже не стоило так доверять, как раньше. Ощущение собственной смертности наступало на пятки.

Возможно, стоило попытаться найти какое-то взаимопонимание по вопросу престолонаследия во время этой сессии Тинга. Когда его вынудили стать королем, королевскую власть не сделали наследственной.

Он приближался к главной кухне замка. Из-за открытой двери доносились манящие запахи и громкий голос:

– Угу, я вовсе не вру. Угу. Девять баб за один день. То есть за сутки. Угу. Я тогда был молодой. Две недели в пути. Даже не видел бабу, не то что имел. Угу. Не поверите, но это правда. Девять баб за один день.

Рагнарсон улыбнулся. Кто-то, похоже, в очередной раз завел Джозайю Гейлса, наверняка преднамеренно. Стоило ему начать, и его речь превращалась в спектакль одного актера. Он говорил все громче и громче, размахивая руками, приплясывая, топая и закатывая глаза, подчеркивая каждую фразу языком тела.

Джозайя Гейлс. Сержант пехоты. Выдающийся лучник. Мелкая шестеренка в дворцовой машине. Один из двух сотен солдат и опытных ремесленников, которых Ингер привезла с собой в качестве приданого, поскольку ее младшая родня по линии Грейфеллсов из Итаскии пребывала в благородной бедности.

Браги снова улыбнулся. На севере все еще смеялись, думая, что дешево избавились от непокорной женщины, обретя при этом связь с высоко ценимой короной.

– Две недели в море, – не унимался невидимый сержант. – Я был готов. Сколько баб вы имели за день? Я не хвастался – я трудился. Угу. Седьмую до сих пор помню. Угу. Стонала и царапалась. «О, Гейлс! О! Не могу больше!» Угу. Угу. Это правда. Девять баб за день. За сутки. Я тогда был молодой.

Гейлс раз за разом повторял одно и то же, стараясь хотя бы однажды донести каждую фразу до любого, кто мог его услышать. Слушателям это обычно не мешало.

Браги подошел к дежурному повару.

– Скруг, осталась еще курица со вчерашнего вечера? Хочу перекусить.

Кивнув, повар дернул головой в сторону Гейлса.

– Девять баб за день.

– Это я уже слышал.

– И что скажешь?

– По крайней мере, он отличается постоянством. Когда он снова рассказывает свою историю, число баб не растет.

– Ты ведь был в Симбаллавейне, когда высадились итаскийцы?

– В Либианнине. С Гейлсом я тогда не сталкивался. Иначе бы его запомнил.

– Что ж, он и впрямь производит впечатление, – рассмеялся повар, доставая поднос с холодной курицей. – Устроит, сир?

– Более чем. Давай присядем и посмотрим представление.

Аудитория Гейлса состояла из слуг, прибывших в город вместе с советниками и помощниками, с которыми Браги предстояло встретиться позже. Для них истории сержанта были в новинку, и отзывались они соответственно. Гейлс продолжал углубляться в эксцентричную автобиографию.

– Я повсюду побывал на этом свете, – заявил он. – Серьезно – повсюду. Угу. Итаския. Хеллин-Даймиель. Симбаллавейн. Угу. Я имел всех баб, какие только бывают. Белых. Черных. Коричневых. Всех, какие только бывают. Угу. Я не вру. У меня прямо сейчас пять разных баб. Прямо здесь, в Воргреберге. Одной пятьдесят восемь лет.

Кто-то свистнул. Все рассмеялись. В дверь заглянул проходивший мимо дворцовый гвардеец.

– Эй, Гейлс! Пятьдесят восемь? Что она делает, когда ложится в койку? Забалтывает тебя насмерть?

Все взвыли. Гейлс воздел руки к потолку, издал радостный вопль и, топнув ногой, крикнул в ответ:

– Пятьдесят восемь лет! Угу. Это правда! Я не вру!

– Ты не ответил на вопрос, Гейлс. Так что она делает?

Сержант начал юлить, избегая ответа. Рагнарсон от смеха даже выронил курицу.

– До чего же тупой юмор, – буркнул повар.

– Тупее некуда, – согласился Браги. – Словно из сточной канавы. Отчего же улыбка не сходит с твоего лица?

– Будь это кто-то другой, кроме Гейлса…

Слушавшие сержанта не обращали внимания на его протесты, засыпая вопросами о пожилой подруге. Побагровев как рак, он переминался с ноги на ногу, хохоча во все горло и тщетно пытаясь вновь обрести власть над слушателями.

– Скажи нам правду, Гейлс, – настаивали они.

– Удивительный человек, – пробормотал Браги, качая головой. – Он просто обожает подобное. Я бы такого не вынес.

– Но какая от него польза? – рассудительно спросил повар.

– Он умеет смешить людей. – Браги подавил улыбку.

Вопрос выглядел вполне разумным. Люди, приехавшие с Ингер, доказали свою полезность, но он часто задумывался над тем, какую роль они играют на самом деле. Они не были преданы ни ему, ни Кавелину, а Ингер в душе оставалась преданной Итаскии. Когда-нибудь это могло повлечь немало хлопот.

Браги жевал курицу, наблюдая за Гейлсом, когда вошел его военный адъютант.

Даль Хаас, как всегда, выглядел чисто умытым и побритым. Он принадлежал к той странной породе людей, которые могли бы пройти через угольную шахту в белой одежде и выйти без единого пятнышка.

– Они ждут в приватном зале для приемов, сир, – сказал он, вытянувшись в струнку, после чего бросил взгляд на Гейлса, и на лице его промелькнула гримаса отвращения.

Браги не мог этого понять. Отец Даля следовал за ним десятилетиями, будучи при этом столь же простой душой, как Гейлс.

– Буду через минуту, Даль. Попроси их немного потерпеть.

Солдат вышел, выпрямившись, словно к спине прибили доску. Второе поколение, подумал Рагнарсон. Остальных уже не стало. Даль был последним.

Пальмизано забрал у него многих старых друзей, единственного брата и сына Рагнара. Кавелин оказался прожорливым божком, требовавшим жертв. Порой Браги задумывался, не потребовал ли тот от него слишком многого и не совершил ли он самую большую ошибку в жизни, позволив сделать себя королем.

Он был солдатом. Обычным солдатом. И никто не учил его править.

Воргреберг дрожал от легкого возбуждения – не того, что предшествует внушающим ужас событиям, а всего лишь того, которым сопровождается нечто, несущее радость.

Прибыл гонец с востока, и принесенные им известия должны были коснуться жизни каждого горожанина. Магнаты из торговых домов послали мальчишек к воротам замка Криф, дав строгие указания держать ухо востро. Торговцы пребывали в состоянии готовности, словно бегуны на старте, ожидая новостей.