Дэн Патрик - Колдовская метка

– Отличные штаны.

– Спасибо. Ты – Стейнер?

– У меня неприятности?

– Тебе виднее. – Морячка пожала плечами. – Капитан хочет тебя видеть. Иди за мной, и чтобы без фокусов. Мы уже в пяти милях от Циндерфела, вряд ли ты столько проплывёшь.

Стейнер склонил голову к плечу и задумался.

– Я не шучу, – сказала она. – Течение сильное и вернее всего тебя вынесет в Шанисронд. Но сперва рыба пару месяцев будет объедать твой труп.

Молодой кузнец бережно переложил спящего Максима.

– Я быстро, – пообещал он, когда мальчик захныкал.

– Не знала, что у тебя младший брат, – заметила морячка.

– Как и я.

Вслед за женщиной Стейнер взобрался на палубу. Ромола наверняка подслушивала, когда он говорил с детьми, и непременно доложила об этом иерархам. Только новой беседы с Хигиром и Шириновым ему не хватало – если вдруг они поймут, что колдовская метка чудесным образом испарилась, то вышвырнут его за борт. Страхи тяжело оплетали его, словно канат, намокший от тумана и морских брызг.

– Пришли, – сказала морячка. Она большим пальцем ткнула в сторону двери, но корабль вдруг накренился, и она была вынуждена схватиться за стену.

– Сколько ещё плыть? – спросил Стейнер.

– Ветер против нас, ворон и то летит быстрее.

– Какой он? – спросил Стейнер.

– Кто?

– Капитан. Какой он?

Морячка улыбнулась.

– Сам увидишь.

С этими словами она открыла дверь и втолкнула его в тёмный кабинет.

В каюте хранился целый арсенал любопытных вещиц, собранных со всего Винтерквельда. Здесь тебе и кружка с отчеканенным гербом Ваннеронда и костяной кинжал с рукоятью из кожи ящерицы, а на полу расстелен ковёр из шкуры яка. Два фонаря из цветного стекла заливали кабинет красным и синим светом. Но больше всего Стейнера очаровала музыка.

Сидя спиной к юноше, Ромола бренчала по струнам длинного инструмента с округлым корпусом. Спокойная мелодия передавала истинную глубину её печали. Каждая нота являла собой крошечное чудо; с каждым аккордом слышалась песнь грёз.

В Циндерфеле ни у кого не было денег на подобные изыски. Да что уж изыски – в студёные зимы людских грошей не хватало даже на еду. Музыка в Циндерфеле рождалась лишь из воодушевляющих песен, хлопков для поддержания ритма, топота и хриплых завываний. Инструменты – это нечто за гранью фантастики.

– Откуда взяла такую вещицу? – шёпотом спросил Стейнер.

Ромола оторвалась от игры и краем глаза посмотрела на парня.

– У бывшего возлюбленного. Это домра. – Грустная улыбка коснулась губ чужестранки, и она вздохнула. – Наши пути разошлись, когда я узнала, что он утаивает от меня правду.

Волна грусти нахлынула на Стейнера: он вспомнил о признании отца в кузнице и откровении Хьелль. Да ещё и Вернер своими тайнами насыпал соли на свежую рану.

– Понимаю… – сказал он.

– Я даже не попрощалась, – добавила Ромола, глядя в тёмный угол кабины. – Схватила кошелёк и домру и ушла без оглядки.

– Мне жаль, – посочувствовал Стейнер. – Трудно, когда…

– Вся наша жизнь – это партия в карты с большими и малыми ставками. – Ромола склонила голову набок. – Никогда не знаешь, чем всё обернётся.

Стейнер понимающе кивнул. Карты были ему не по нраву, но чувства морячки знакомы хорошо.

– Когда я встречусь с капитаном? – Его мысли вернулись к каменному причалу, где на прощание он одарил семью гневными взглядами.

Ромола не смогла скрыть веселья.

– Капитана? Неужто парнишка Стейнер ожидал увидеть здоровенного мужчину с длинной бородой и попугаем на плече?

Чужестранка встала и сделала реверанс.

– Ты?

– Боюсь, деревянной ногой я тебя тоже не порадую. – Она расплылась почти в насмешливой улыбке.

– Погоди, но ты ведь рассказчица?

– Ага. По выходным. – Ромола осторожно положила домру на кровать. – Иногда приятно сойти на берег. В каждом городе я провожу одну ночь вне каюты корабля. Какой смысл в плавании, если нельзя посмотреть на мир?

– Да разве в Циндерфеле есть на что смотреть?

– О! Хоть в чем-то мы солидарны. – Прищурившись, капитан села и откинулась на спинку, закинув ногу на колено.

– Чего не сказала при встрече, что ты – капитан корабля? – Стейнер сузил глаза. Появилось ощущение, что его обвели вокруг пальца. Хотя… какая теперь разница.

– В чём смысл? Люди вряд ли отблагодарят за то, что я привела имперцев к их берегам.

– Раз уж обмолвилась, объясни, зачем ты привезла Ширинова и Хигира в Циндерфел?

– А в чём, думаешь, цель людских деяний? – пожала плечами Ромола. – Деньги. Они даровали мне прекрасную репутацию в Империи.

Сжав кулаки, Стейнер отчаянно пытался придумать ответ.

– Ты благородно поступил в трюме с детьми, – заметила капитан.

– А ты уж, наверное, успела доложить Ширинову и Хигиру.

– Ошибаешься. Я не имею привычки болтать впустую. – Ромола налила себе стакан вина. – Но тебе следует быть осторожнее с нелестными высказываниями в сторону Империи. Людей и не за такое убивали.

Стейнер кивнул. Трудно спорить с истиной.

– Но как же тогда рассказчица выжила в Сольминдренской империи? Если Ширинов услышит, как ты рассказываешь сказки о драконах и…

– Они в Империи запрещены, а не в Обожжённых республиках. Это одна из причин, по которой я променяла воды Пепельного залива на Холодеющий океан.

– Получается, ты отказалась от жизни пирата, чтобы стать наёмницей Империи?

– Как же ты молод, – улыбнулась Ромола. – Молодым всё вокруг кажется чёрно-белым. Подожди несколько лет, потом всё поймёшь.

Стейнер огляделся, приметив рамку с иллюстрацией чёрной птицы.

– Резная фигура на носу корабля – это ворон? – полюбопытствовал юноша, стремясь сменить тему разговора.

Ромола кивнула.

– Имя корабля – «Надежда Дозорного». Остаётся надеяться на благосклонность Фрейны. Хотелось бы, чтобы она сберегла нас от несчастий. – Капитан сунула руку под кресло и вытащила увесистый мешок. – Возьми. Мой старый знакомый настоял, чтобы я взяла его на борт.

Стейнер приблизился и узнал отцовский мешок, от которого отказался в Циндерфеле. Вслед за волной облегчения и сожаления нахлынула обида от предательства родных. Неужели они решили, что он настолько глуп или слаб, чтобы стать шпионом? Он уже давно не дитя.

– Возьми мешок, – велела Ромола, заметив его нерешительность.

Корабль накренился и подтолкнул Стейнера в сторону капитана. Из суконного мешка выглядывала деревянная ручка. Он потянул рукоять на себя и увидел большое металлическое навершие.