Эрин Крейг - Дом соли и печали

Я вспомнила заплаканные лица на похоронах.

– Но зачем ей было встречаться с кем-то именно там? Она никогда не гуляла по скалам даже при свете дня. Боялась высоты. Что-то здесь не так.

Ханна цокнула языком, отставила чашку и крепко обняла меня. Я ощутила легкий запах ее любимого мыла: молоко и мед. Ханна была слишком экономной, чтобы пользоваться духами или эфирными маслами, но ее простой и теплый аромат действовал на меня успокаивающе. Я с удовольствием вдыхала этот запах, положив ей голову на плечо.

Со временем оно стало мягким и податливым, а кожа на шее, выглядывавшей из-под воротника английской блузки, сморщилась и истончилась. Ханна появилась в Хаймуре с рождением Авы и с тех пор нянчила всех нас, залечивая содранные коленки и успокаивая раненые души. Ее сын Фишер был на три года старше меня и рос вместе с нами. Ханна затягивала на нас первые корсеты и делала прически, попутно утешая нас, когда непослушные локоны отказывались подчиняться. Она не упустила ни одного момента нашего детства и всегда была где-то рядом, чтобы обнять в трудную минуту или поцеловать перед сном.

– Ты стелила для нее постель той ночью? – спросила я, присев. Ханна, вероятно, одна из последних, кто видел Эулалию живой. – Тебя ничего не насторожило?

– Не припоминаю, – покачала головой няня. – Но я была с ней совсем недолго. У Мерси заболел живот, и она попросила мятного чая.

– А что… потом? Ты помогала с… ее телом, да?

– Конечно. Я позаботилась обо всех твоих сестрах. И о маме.

– Как она выглядела?

Ханна сглотнула и скрестила руки на груди.

– О таком лучше не говорить.

Я нахмурилась:

– Я знаю, она… наверное, это было совершенно ужасно, но ты, случайно, не заметила ничего странного? Может, чего-то не хватало?

Ханна скептически прищурилась:

– Она упала на скалы с высоты более сотни футов. Да, кое-чего «не хватало».

– Прости, – извинилась я, глубоко вздохнув.

Мне очень хотелось узнать, помогал ли кто-то еще подготовить тело Эулалии к возвращению в Соль, но Ханна явно не желала больше говорить на эту тему.

– Ты устала, милая, – сказала она. – Ложись спать, утро вечера мудренее.

Ханна поцеловала меня в макушку и ушла. Дверь тихонько захлопнулась. Убедившись, что Верити снова крепко заснула, я подошла к окну, не в силах унять необъяснимую тревогу. Из моей спальни открывался вид на сад, находившийся тремя этажами ниже с южной стороны дома. В центре лужайки располагался большой фонтан в виде мраморного парусника, окруженный декоративным зеленым лабиринтом.

Верити перевернулась и что-то пробормотала сквозь сон. Я почти задвинула тяжелые портьеры, но тут мое внимание привлек огонек, блеснувший в темноте. Дождь давно закончился, но тучи по-прежнему застилали небо, скрывая звезды. Это был фонарь. Огонек мелькал среди фигурно выстриженных кустов, напоминавших формой горбатого кита, а потом показался из-за ветвей, и я увидела два силуэта.

Первый человек, пониже ростом, нес фонарь, затем он сел на закругленный парапет фонтана и поставил светильник рядом. Пламя свечи осветило белую прядь папиных волос.

Что он делал в саду так поздно в день похорон Эулалии? Он отправил всех нас спать пораньше, сказав, что мы должны посвятить этот вечер священным молитвам, чтобы морской бог Понт позволил нашей сестре обрести вечный покой в соленых водах. Человек с фонарем откинул капюшон мантии, и я увидела светлые локоны. Морелла. Она указала на место рядом с собой, и папа присел. Через несколько мгновений его плечи содрогнулись. Он плакал.

Морелла прижалась к нему, обняв за спину и притянув поближе. Она провела рукой по папиной щеке, и я отвела взгляд. Мне не нужно было слышать их разговор, чтобы понять: слова Мореллы приносили отцу утешение, словно спасительный бальзам. Может, она и не знала наших островных обычаев, но в эту минуту мне почему-то стало радостно оттого, что она здесь, в Хаймуре. Никто не должен переживать такое страшное горе один.

Отвернувшись от окна, я улеглась в кровать и устроилась поудобнее рядом с Верити. Ее мерное дыхание убаюкивало, и я вскоре задремала.

Первым, что бросилось мне в глаза за завтраком, оказалось синее атласное платье Мореллы. Ее локти были обрамлены белой плиссированной органзой, а на шее поблескивала нитка жемчуга. В комнате с завешанными портретами и траурными венками жемчужины выглядели просто ослепительно, словно маленькие драгоценные птички.

Морелла подняла на меня взгляд, отвлекшись от стола, на котором стояли подносы с едой. В Хаймуре придерживались свободного утреннего расписания: каждый мог прийти, когда ему удобно, и позавтракать самостоятельно.

– Доброе утро, Аннали. – Морелла положила на тарелку имбирный скон [8] Скон – традиционная британская выпечка: небольшие сладкие хлебцы, которые, как правило, подаются со сливочным маслом и джемом. и щедро смазала его маслом. – Как спалось?

На самом деле ужасно. Верити спала очень беспокойно и при каждом повороте лягалась, как мул. Я не могла перестать думать об Эулалии и ее ночной прогулке по утесу. Сумбурные мысли не давали мне крепко уснуть, и я забылась тревожным сном только после полуночи.

– Привет, любовь моя! – раздался папин голос.

Мы с Мореллой обернулись: каждая посчитала, что приветствие адресовано ей. Но отец прошел мимо меня и поцеловал супругу, пожелав ей доброго утра. На нем был темный сюртук, но не иссиня-черный, к которому я уже успела привыкнуть, а скорее угольно-серый.

– Ты прекрасно выглядишь! – сказал отец, покружив Мореллу и любуясь ее едва выступающим животом.

– Кажется, беременность мне к лицу.

Она излучала абсолютное счастье. Беременности мамы обычно были связаны с невыносимой тошнотой по утрам и постельным режимом задолго до родов. Когда я подросла, Ава и Октавия научили меня заботиться о маме и показали лучшие масла и примочки, облегчавшие боль при схватках.

– А ты как думаешь, Аннали? – поинтересовалась Морелла.

Я решила, что, включив меня в разговор, она попыталась проявить доброжелательность. Я внимательно рассмотрела ярко-синий атлас. Морелла выглядела чудесно, но такой наряд показался мне неуместным на следующий день после похорон падчерицы.

– А платья Эулалии уже стали тебе малы?

– М-м-м… О да, конечно. – Морелла воспользовалась возможностью и с довольным видом погладила свой живот.

– На самом деле, – вмешался папа, добавляя в свою тарелку несколько кусочков копченой рыбы, – нам всем нужно поговорить на эту тему. Аннали, ты не могла бы позвать сестер?

– Сейчас? – Я взглянула на вареные яйца, которые как раз собиралась съесть. Они быстро остынут.

– Пожалуйста.

Я демонстративно оставила посреди стола полупустую тарелку и нехотя поплелась вверх по лестнице. Я была ранней пташкой, но далеко не все сестры разделяли мои предпочтения. Мерси и Розалию, пожалуй, не смог бы разбудить даже пушечный выстрел.