Терри Пратчетт - Дело табак

Мисс Бидл слегка нахмурилась, когда речь зашла о гоблинах, и время от времени соседи, особенно того сорта, который Ваймс мысленно обозначил как «госпожа полковница», поглядывали на нее, как на ребенка, который делает что-то не так.

Ваймс продолжал изображать внимание, в то же время перебирая в голове события минувшего дня. Этот процесс прервала госпожа полковница, сказав:

– Кстати, ваша светлость, мы очень обрадовались, когда узнали, что сегодня вы отколотили Джефферсона. Этот человек ведет себя просто возмутительно. Он нас весьма огорчает!

– Да, я заметил, что он не боится озвучивать свое мнение, – сказал Ваймс. – Как и мы, правда?

– Но, разумеется, вы, ваша светлость, не считаете, что работник не хуже хозяина? – спросил священник, вскинув голову.

– Зависит от работника. От хозяина. И от того, что вы считаете плохим и хорошим, – ответил Ваймс. – Я сам был работником, но когда речь заходит об анк-морпоркской городской Страже, я – хозяин.

Госпожа полковница уже собиралась о чем-то спросить, когда леди Сибилла вдруг бодро произнесла:

– Кстати говоря, Сэм, я получила письмо от миссис Уэйнрайт, которая очень тебя хвалит. Напомни, чтобы я его тебе показала.

У всех пар, долго проживших в браке, есть свой шифр. С его помощью жена, например, может вежливо намекнуть мужу, что второпях или по рассеянности он забыл застегнуть ширинку [12]. В случае с Ваймсом и Сибиллой упоминание о миссис Уэйнрайт значило: «Если ты не перестанешь смущать людей, Сэм Ваймс, вечером семейная идиллия будет несколько омрачена».

Но на сей раз Сэм Ваймс хотел оставить последнее слово за собой. Он сказал:

– На самом деле там и сям я знаю нескольких поднявшихся из грязи работников, и, кстати говоря, из них зачастую получаются хозяева лучше, чем те, кто прежде ими командовал. Они просто ждали своего шанса.

– Обязательно напомни мне показать письмо, Сэм!

Ваймс сдался, и прибытие пудинга из мороженого немного понизило температуру, особенно после того, как ее светлость позаботилась, чтобы все бокалы были заново наполнены – а в случае полковника это происходило почти непрерывно. Ваймсу хотелось бы еще поболтать со стариком, но за ним тоже бдительно наблюдала жена. У этого человека явно было что-то очень важное на уме, отчего он нервничал в присутствии стражника. И его нервозность передавалась остальным.

Во всяком случае, вечер был полуофициальный: Сибилла устроила этот маленький прием, прежде чем закатить что-нибудь более роскошное, и гости по-дружески простились с хозяевами задолго до одиннадцати. Ваймс внимательно прислушивался, как полковник и его жена шли к карете (он слегка пошатывался). Но донеслось до него только шипение:

– У тебя весь вечер конюшня была нараспашку!

Ответом было ворчливое:

– Все равно жеребец давно спит, дорогая моя.

Когда они помахали вслед последнему гостю и крепко заперли большую входную дверь, Сибилла сказала:

– Сэм, я понимаю, правда, понимаю, но они же наши гости.

– Да. Извини. Но они как будто вообще ни о чем не думают. Мне просто захотелось слегка их встряхнуть.

Госпожа Сибилла взглянула на бутылку хереса и долила свой бокал.

– Надеюсь, ты не думаешь, что у кузнеца действительно было право биться с тобой за Овнец-Холл?

Сэм пожалел, что сейчас не может выпить.

– Нет, конечно. То есть… тогда не было бы конца и краю. Люди тысячи лет выигрывали и проигрывали судьбе в старую добрую рулетку. Но ты знаешь мое мнение: если хочешь остановить колесо, подумай и о тех бедолагах, которым вечно выпадает зеро.

Жена ласково взяла его за руку.

– Но мы открыли больницу, Сэм. Сам знаешь, как дорого это обходится. Доктор Газон обучает всех, кто выказывает способности к медицине, даже если они, по их выражению, приходят без штанов. Он позволяет учиться девушкам! На врачей ! Он даже принимает на службу Игорей! Мы меняем мир, Сэм, шаг за шагом, давая людям шанс помочь самим себе. А посмотри на Стражу! В наши дни дети гордятся, если их отцы – или матери – служат в Страже. Хорошо, когда есть чем гордиться, Сэм.

Ваймс сжал руку жены.

– Спасибо, что ты так добра к парню с Куроносной улицы.

Она со смехом отмахнулась.

– Я слишком долго тебя ждала, Сэмюэль Ваймс, и не позволю тебе растратить порох даром!

Сэм Ваймс решил, что самое время спросить:

– Ты не будешь возражать, если мы с Вилликинсом прогуляемся в Мертвяковую логву, прежде чем я лягу спать?

Госпожа Сибилла улыбнулась, как обычно женщины улыбаются мужьям и маленьким детям.

– Ну, я вряд ли могу сказать «нет», и в атмосфере действительно витает что-то странное. Хорошо, что ты берешь с собой Вилликинса. И на холме действительно очень красиво. Если повезет, ты услышишь соловья.

Ваймс поцеловал ее, прежде чем идти переодеваться, и сказал:

– На самом деле, дорогая, я надеюсь услышать кукушку.

Скорее всего, ни один герцог и даже ни один командор городской Стражи не находил в своей гардеробной то, что лежало на постели у Сэма Ваймса. Гвоздем программы был секатор – весьма полезный сельскохозяйственный инструмент. Ваймс видел днем несколько штук в саду. Он напомнил себе, что «сельскохозяйственный инструмент» не значит «безобидный». Иногда они появлялись у уличных банд и были опаснее тролля с головной болью.

И, конечно, дубинка. Личная дубинка Ваймса, которую камердинер предусмотрительно захватил. Разумеется, на ней вилась серебряная гравировка, потому что это была церемониальная дубинка командора Стражи, а вовсе не оружие, ни в коем разе. С другой стороны, Ваймс твердо знал, что он – не торговец сыром, а потому вряд ли сумел бы объяснить, отчего у него при себе около фута проволоки для нарезания сыра. Проволоку он намеревался оставить, а секатор взять. Плохо дело, если человек, гуляющий по собственным владениям, упускает возможность подровнять веточку там и сям. Но для чего была нужна груда бамбука, которая на поверку оказалась составным нагрудником и безобразным шлемом? На кровати лежала маленькая записка, написанная почерком Вилликинса. Она гласила: «Друг лесничего, командор. Пригодится!!!»

Ваймс поморщился и стукнул дубинкой по нагруднику. Он спружинил, как живой, и дубинка отлетела через всю комнату.

«Век живи, век учись, – подумал Ваймс. – Или, точнее, век учись, век живи». Он прокрался вниз и вышел в ночь… которая оказалась черно-белой, как шахматная доска. Он забыл, что в городе смог, дым и пар окрашивали мир в тысячу оттенков серого. Ночью в деревне все было черным и белым. Воплощенная метафора.

Ваймс знал путь на холм, промахнуться было невозможно. Луна освещала путь, словно хотела упростить для него задачу. Сельское хозяйство здесь заканчивалось. Поля сменились дроком, кролики превратили почву под ногами в нечто похожее на сукно бильярдного стола, и, поскольку кролики не только щиплют траву, желающие могли бы сыграть в бильярд очень маленькими шариками. Кролики бросались прочь, пока Ваймс карабкался на холм; он подозревал, что чересчур шумит, но это была его земля, а значит, он просто вышел прогуляться. Поэтому он небрежно прошел еще немного по одной-единственной тропе и увидел в лунном свете виселицу.