Роберт Говард - Приключения Конана-варвара (сборник)

Мощные ворота между огромными башнями внешней стены с лязгом распахнулись, и король въехал в столицу. По бокам его двигались сверкающие шеренги копейщиков, и пятьдесят горнов сыграли приветствие. Но на вымощенных белым камнем улицах не теснились толпы горожан, чтобы бросить белые розы под копыта коня победителя. Страбонус опередил известие о битве, и его народ, только-только приступивший к выполнению ежедневных обязанностей, открыв от удивления рты, наблюдал за возвращением своего короля с небольшим эскортом, не зная, что сие означало – победу или поражение.

Конан, в жилы которого вновь медленно возвращалась жизнь, оторвал голову от пола колесницы, чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на диковинки города, который носил название Королевы Юга. Он мечтал когда-нибудь проехать по его улицам во главе своих закованных в сталь эскадронов, чтобы над его головой развевался королевский штандарт со львом. Но вместо этого он прибыл сюда пленником, закованным в кандалы, брошенным на бронзовый пол колесницы своего победителя. Ярость уступила место изумлению той жестокой шутке, что сыграла с ним судьба, но для встревоженных солдат, управлявших колесницей, его смех показался рыком разбуженного льва.

В самой цитадели, в комнате с высоким куполообразным черным потолком, попасть в которую можно было через лепные арочные проемы и двери, сверкающие необычными темными драгоценными камнями, собрался странный конклав. Конан Аквилонский, все тело которого покрывала запекшаяся кровь из ран, которые никто не удосужился перевязать, стоял перед теми, кто захватил его в плен. По обе стороны от него выстроились две дюжины чернокожих гигантов, сжимающих древки длинных алебард. Перед ним стоял Тсота, а на диванах, в атласе и золоте, вольготно расположились Страбонус и Амальрус, рядом с которыми преклонили колени обнаженные мальчики-рабы, наливавшие вино в кубки, вырезанные из цельного сапфира. И полной их противоположностью выглядел Конан, мрачный, окровавленный и голый, если не считать набедренной повязки, с кандалами на могучих руках и ногах, с синими глазами, сверкающими из-под черной гривы, которая ниспадала на его низкий широкий лоб. Он был главным действующим лицом, на фоне яростной жизненной силы которого потуги тех, кто захватил его в плен, поразить его роскошью и помпезностью выглядели жалко. Оба короля, несмотря на свою гордыню, в глубине души понимали это, отчего чувствовали себя не в своей тарелке. Один только Тсота казался совершенно невозмутимым.

– Наши желания выразить совсем несложно, король Аквилонии, – сказал Тсота. – Мы желаем расширить границы нашей империи.

– Словом, вы хотите подгрести под себя и испоганить мое королевство, – проскрежетал Конан.

– Кто вы такой, как не искатель приключений, захвативший корону, на которую у вас было не больше прав, чем у любого варвара без роду, без племени? – парировал Амальрус. – Мы готовы предложить вам достойную компенсацию…

– Компенсацию! – Это слово исторгло из широкой груди Конана раскатистый смех. – Принц бесчестья и предательства! Да, я – варвар, и это значит, что я готов продать свое королевство и свой народ за обещание сохранить мне жизнь и за ваше вонючее золото? Ха! Интересно, каким образом вы получили свои короны, ты и эта черномордая свинья рядом с тобой? Это ведь ваши отцы сражались и страдали, а вам поднесли свои короны на блюде. То, что досталось вам даром, ради чего вы не шевельнули и пальцем, – если не считать того, что пришлось отравить нескольких своих братьев, – я завоевал в честном бою. Вы восседаете на шелке и поглощаете вино, которое в поте лица делают для вас другие, и рассуждаете о высшем праве наследования – ба! Я вскарабкался на трон из пропасти дикого варварства, и во время этого подъема я проливал свою кровь с такой же легкостью, как и чужую. Клянусь Кромом, если кто из нас и имеет право руководить людьми, так это я! Как вы доказали свое превосходство надо мной? Я застал Аквилонию в лапах такой же свиньи, как и вы сами, – а ведь он хвастался генеалогией, уходящей в прошлое на добрую тысячу лет. Край захлебывался в междоусобных баронских войнах, и народ стонал от притеснений и непомерных налогов. А сегодня ни один вельможа Аквилонии не осмелится дурно обращаться с самым последним из моих подданных, а налоги – самые маленькие во всем цивилизованном мире. А что же вы? Твой брат, Амальрус, правит восточной частью твоего королевства, причем открыто бросает тебе вызов. А ты, Страбонус? Твои солдаты даже сейчас осаждают замки дюжины или даже больше мятежных баронов. Народы обоих королевств стонут под тяжестью непомерных налогов и податей. А теперь вы собираетесь обобрать мое королевство – ха! Освободите мне руки, и я наведу глянец на этот пол вашими жалкими мозгами!

Тсота холодно улыбнулся, заметив ярость на лицах своих царственных сообщников.

– Все это, сколь бы справедливо ни звучало, не имеет к делу никакого отношения. Наши планы вас не касаются. Ваша ответственность закончится в тот самый момент, когда вы подпишете бумагу, то есть отречение от престола в пользу принца Арпелло Пеллийского. Мы дадим вам оружие, коня, пять тысяч золотых монет и проводим вас до восточной границы.

– Бросите меня на произвол судьбы, как тогда, когда я только явился в Аквилонию, чтобы служить в ее армии, разве что на этот раз на мне будет еще и клеймо предателя? – Смех Конана походил на короткий лай свирепого лесного волка. – Арпелло, значит? У меня были подозрения насчет этого мясника из Пеллии. Неужели вы даже воровать и грабить не умеете честно и открыто, и вам непременно требуется предлог, пусть даже притянутый за уши? Арпелло утверждает, что в его жилах течет королевская кровь, поэтому вы используете его в качестве прикрытия для воровства, а потом он превратится в правящего сатрапа. Да лучше я встречусь с вами в аду!

– Ты глупец! – вскричал Амальрус. – Ты – в наших руках, и мы можем лишить тебя короны и жизни по своему усмотрению.

Ответ Конана не был ни королевским, ни исполненным благородства, зато инстинктивным для человека, под внешней благоприобретенной цивилизованностью которого скрывалась натура варвара. Он плюнул в лицо Амальрусу. Король Офира отпрыгнул с яростным криком, хватаясь за рукоять своего парадного меча. Выхватив его из ножен, он ринулся на Киммерийца, но тут вмешался Тсота: