Роберт Говард - Приключения Конана-варвара. Путь к трону (сборник)

Но в его безумии присутствовал хитрый расчет и коварство, о котором даже не подозревал Амальрик. Не исключено, что годы бурных странствий в качестве изгнанника породили в нем горечь, невидимую невооруженным глазом. Не исключено, что двусмысленность его нынешнего положения лишь усилила эту горечь, и та перешла в стадию безумия. Как бы то ни было, он жил одним-единственным желанием: погубить всех, кто был связан с ним.

Он знал, что его правление закончится в ту же секунду, как только он перестанет быть нужным Амальрику; но знал он и то, что, пока королевство стонет под гнетом его власти, немедиец будет терпеть его. Амальрик желал сломить Аквилонию и подчинить королевство, уничтожить последние остатки его независимости, а потом и захватить его для себя, восстановить на собственный лад с помощью своего огромного состояния и использовать его людские и природные ресурсы, дабы отнять у Тараска корону Немедии. Потому что высшей целью для Амальрика оставался императорский трон, и Валерий знал об этом. Правда, Валерий не знал, догадывается ли об этом Тараск, но, во всяком случае, король Немедии поддерживал безжалостный стиль его правления. Тараск ненавидел Аквилонию ненавистью, рожденной прежними обидами. Он мечтал о полном уничтожении западного королевства.

И Валерий вознамерился разрушить страну до такой степени, что даже баснословное состояние Амальрика не помогло бы восстановить ее. Он ненавидел барона ничуть не меньше, чем аквилонян, и лишь надеялся дожить до того дня, когда Аквилония будет лежать в руинах, а Тараск и Амальрик окажутся втянутыми в бесплодную гражданскую войну, в которой в конце концов погибнет и Немедия.

Он полагал, что завоевание непокорных провинций Гундерланда, Пуатани и Боссонских топей будет означать конец его бесславного правления. Тем самым он сыграет свою роль, и его попросту выбросят за ненадобностью. Поэтому он откладывал покорение этих провинций, насколько это было возможно, ограничив свою деятельность карательными рейдами и грабежами и изобретая все новые увертки и поводы, дабы отсрочить вторжение, на котором настаивал Амальрик.

Его жизнь превратилась в сплошную череду разгульных пиров и непотребных дебошей. Он наполнил дворец самыми красивыми девушками королевства, с их согласия или без оного. Он всячески поносил богов и валялся пьяным на полу банкетной залы с золотой короной на голове и в мантии, заляпанной пролитым вином. В припадке кровожадности он приказал установить виселицы на рыночной площади и украсил их разлагающимися телами повешенных, насытил кровью топоры палачей и отправил немедийскую конницу грабить, жечь и насиловать свою страну. Доведенные до крайности, его подданные регулярно восставали против него, но их бунты жестоко подавлялись. Валерий грабил, насиловал, облагал непомерными налогами и разрушал с таким остервенением, что запротестовал даже Амальрик, который заявил, что он доведет стану до полного истощения и что возродить ее впоследствии будет невозможно, не подозревая, что в этом и заключалась его навязчивая идея.

Но если в Аквилонии и Немедии люди говорили о безумии короля, то в Немедии шептались еще и о Ксалтотане, человеке без лица. Однако очень немногие видели его на улицах Бельверуса. Говорили, что почти все время он проводит в горах, беседуя с уцелевшими представителями древней расы: смуглыми и молчаливыми людьми, утверждавшими, что ведут свою родословную от жителей древнего королевства. Люди шептались о барабанах, что рокочут по ночам в спящих горах, об огнях, горящих в темноте, и странных заклинаниях, отзвуки которых приносил ветер. Эти заклинания и ритуалы были забыты много веков назад и сохранились лишь в виде бессмысленных наборов слов, произносимых перед очагами в деревнях, обитатели которых разительно отличались от людей долин.

В чем заключался смысл подобных конклавов, не знал никто, кроме Ораста, который часто сопровождал пифонянина и на осунувшемся лице которого все отчетливее проступала тень отчаяния.

Но в самый разгар весны стоячее болото королевства всколыхнули новые слухи, и сонное оцепенение сменилось лихорадочной активностью. Ветер с юга принес на своих крыльях известия, заставившие встряхнуться людей, погрузившихся в пучину отчаяния. Впрочем, никто не мог сказать толком, откуда они взялись. Одни говорили, что с гор пришла пожилая суровая женщина с развевающимися волосами, а рядом с ней, как верный пес, шел огромный серый волк. Другие шептались о жрецах Асуры, которые, словно призраки, тайком побывали и в Гундерланде, и в пограничной марке Пуатани, и в лесных деревнях Боссонии.

Но вести пришли, и на границе вспыхнул пожар восстания. Окраинные города, в которых стояли гарнизоны немедийцев, были взяты штурмом, а отряды фуражиров [33]вырезаны подчистую. Запад восстал, и в поведении мятежников появились новые черты – яростная решимость и вдохновенный гнев, резко отличавшие этот бунт от предыдущих мятежей, которые поднимали доведенные до отчаяния люди. Причем к простолюдинам присоединились и бароны, укреплявшие свои замки и выказывавшие открытое неповиновение губернаторам провинций. На границах болот были замечены отряды боссонийцев – коренастых суровых мужчин в панцирях и стальных касках, вооруженных длинными луками. Переход от молчаливого отчаяния к мятежу произошел мгновенно, и королевство занялось, подожженное с нескольких сторон. Амальрик отправил гонца к Тараску, который поспешил прибыть с целой армией.

В королевском дворце Тарантии два короля и Амальрик устроили военный совет, чтобы обсудить сложившееся положение. Они не стали посылать за Ксалтотаном, который занимался таинственными изысканиями в немедийских горах. Ни разу с того кровавого дня при Валькии они не прибегали к его помощи, несмотря на то что его колдовская сила могла бы им очень пригодиться, и он постепенно отстранился, почти не поддерживая с ними отношений и явно утратив интерес к их интригам. Не звали они и Ораста, но тот пожаловал сам, смертельно бледный, как пена, которую перед штормом ветер срывает с верхушек волн. Он появился в комнате с позолоченным куполом, в которой совещались короли, и те с изумлением отметили загнанное выражение его лица и страх, отражавшийся в его глазах.

– Ты выглядишь усталым, Ораст, – сказал Амальрик. – Присаживайся на диван, а я прикажу рабам подать тебе вина. Тебе пришлось долго скакать…

Ораст отмахнулся от предложения.

– На пути из Бельверуса я загнал трех лошадей. Я не смогу пить вино, не смогу отдохнуть, пока не скажу вам то, что должен.

Он принялся расхаживать взад и вперед, словно сжигавший его внутренний жар не позволял ему оставаться на месте. Наконец, повернувшись лицом к своим компаньонам, он продолжал: