Робин Вассерман - Хроники Академии Сумеречных охотников. Книга I (сборник)

Всего год назад Роберт еще мог дурачиться как мальчишка и тратить время на ребяческие затеи. Тогда он еще не понимал, что у него, точно так же как у всех Сумеречных охотников, есть обязанности. И возраст тут был совершенно ни при чем.

Просто тогда он еще не был знаком с Валентином.

Члены Круга практически оккупировали этот тихий сумрачный уголок школьного двора. Здесь им не грозили любопытные взгляды других учеников. Здесь они сами были избавлены от необходимости видеть одноклассников и лицезреть их бессмысленное и совершенно бесцельное веселье.

Роберт напомнил себе, что он все-таки счастливчик: он принят в кружок Валентина, посвящен в его революционные идеи. Год назад, когда Моргенштерн неожиданно и необъяснимо подружился с Робертом, юноша чувствовал к нему лишь безграничную благодарность и с жадностью ловил каждое его слово.

Валентин говорил, что Конклав погряз в пороке и лени. Что члены Конклава забыли о своей благородной миссии: их теперь заботит лишь сохранение статус-кво и фанатичная борьба с инакомыслием.

Валентин говорил, что Сумеречным охотникам пора перестать таиться от простецов, которых они призваны защищать даже ценой собственной жизни. Что пора им открыться человеческому миру и ходить среди людей с высоко поднятой головой.

Валентин говорил, что Договор бесполезен. Что Чаша Смерти создавалась для того, чтобы ею пользовались, а не молчаливо поклонялись ей. Что будущее – за новыми поколениями, за молодежью, а они сидят тут и бесполезно тратят время в стенах Академии.

От слов Валентина у Роберта голова шла кругом, а сердце радостно пело. Он чувствовал себя борцом за справедливость и частью чего-то… чего-то совершенно уникального и неповторимого. Словно он и остальные члены Круга были избраны – не Валентином, но самой судьбой, – чтобы изменить этот мир.

Но все же иногда, хоть и очень редко, Валентин внушал Роберту тревогу.

Моргенштерн хотел, чтобы члены Круга подчинялись ему без малейших колебаний. Он хотел, чтобы в него и в его дело верили безо всяких сомнений, хотел безраздельно властвовать над душами своих последователей. И Роберт отчаянно желал дать Валентину такую беззаветную преданность. Лайтвуд не хотел сомневаться ни в здравости ума, ни в истинных мотивах Моргенштерна; не хотел беспокоиться, что слишком слабо верит в то, что провозглашает Валентин. Или, наоборот, верит слишком сильно. И сегодня, купаясь в солнечных лучах и думая о том, что впереди – целое бесконечное лето, он не хотел беспокоиться вообще ни о чем. Слова Валентина накатывали на него мерными волнами, и он позволил себе отвлечься – всего на мгновение. Лучше уж подумать о чем-то своем, чем очередной раз усомниться. В конце концов, друзья сами могут все послушать, а потом пересказать ему. Разве не для этого они и нужны?

Сегодня их здесь собралось восемь – самых преданных, самых верных членов Круга. Пока Валентин вещал о чрезмерной доброте Конклава к нежити, все хранили почтительное молчание: Джослин Фэйрчайлд, Мариза Трублад, Люциан и Аматис Греймарки, Ходж Старквезер и, естественно, Майкл, Роберт и Стивен. Хотя Стивен Эрондейл совсем недавно к ним присоединился – приехал в Академию из лондонского Института в самом начале года, – он уже стал самым преданным последователем Круга – и Валентина.

Когда Стивен только появился в Академии, его можно было принять за простеца: в проклепанной кожаной куртке, узких вареных джинсах и со светлыми волосами, превращенными с помощью геля в экстравагантные шипы, он смахивал на какую-нибудь рок-звезду из простецов – одного из тех, чьими постерами были увешаны стены его спальни. Но уже месяц спустя Стивен не только принял аскетичную эстетику Валентина и стал одеваться исключительно в черное, но и перенял его манеры, так что теперь они различались только прической да еще цветом глаз – Стивен был голубоглазым.

Начал он с того, что во всеуслышание отрекся от всего, что связывало его с простецами, и возложил на жертвенный костер постер обожаемых им Sex Pistols.

«Эрондейлы ничего не делают наполовину», – отвечал Стивен всякий раз, когда Роберт начинал его подкалывать по этому поводу. Но Лайтвуд чувствовал, что за беззаботным тоном приятеля кроется что-то еще. Что-то гораздо более мрачное. Что-то ненасытное.

Валентин, как заметил Роберт, никогда не ошибался в выборе последователей. Он неизменно делал ставку на учеников с внутренней пустотой в душе, которым в жизни не хватало тепла, – и Моргенштерн, похоже, умел это чувствовать. В отличие от остальных членов Круга, Стивен, казалось, совершенно не подходил Валентину: привлекательный, ловкий, изящный, невероятно одаренный и прекрасно обученный Сумеречный охотник из благороднейшего рода, в Академии он пользовался уважением и учеников, и преподавателей. Так что же тогда, недоумевал Роберт, что же тогда… что такого видел в нем Валентин и не видели остальные?

Мысли его уже забрались в такие дебри, что когда Мариза резко выдохнула и взволнованным приглушенным голосом спросила: «А это не опасно?» – Роберт даже не сразу понял, о чем девушка говорит, и лишь успокаивающе сжал ее ладонь. Голова Маризы лежала у него на коленях, шелковистые черные волосы разметались по его джинсам. На правах ее парня Роберт ласково отвел от лица Маризы пару упавших прядок.

Уже прошел почти год, но ему все еще было трудно поверить, что эта девушка – сильная, изящная, смелая девушка, с острым, как бритва, умом, – выбрала в спутники именно его . Мариза королевской походкой скользила по коридорам и залам Академии, благосклонно принимая знаки обожания и едва снисходя до тех, кто откровенно к ней подлизывался. Она не считалась самой красивой девушкой на курсе, да и назвать ее самой милой или самой очаровательной ни у кого бы не повернулся язык. Но на поле битвы никто не рвался в бой с врагом сильнее, чем она, и никто так ловко, как она, не обращался с кнутом. Мариза была не просто девушкой – она была воплощенной силой . Подруги ее боготворили; парни все как один хотели обладать ею; но повезло только Роберту.

И когда это произошло, все вокруг изменилось раз и навсегда.

Порой Роберт чувствовал себя так, словно вся его жизнь – ложь, притворство, бесконечное театральное действо. Рано или поздно однокашники смогут разглядеть его сущность и увидят то, что скрывается за накачанными мускулами и громкими словами. Увидят трусость. Слабость. Никчемность. Но когда Мариза была рядом, ему казалось, что он одет в непробиваемую броню. Такой человек, как она, никогда не выбрал бы себе в спутники никчемного парня. Это знали все. Так что порой Роберт и сам начинал в это верить.

Когда они с Маризой оказывались на публике, Роберт ощущал силу и абсолютную защищенность. А когда они оставались одни, когда она прикасалась губами к его затылку, а потом проводила языком вниз по позвоночнику, Роберт просто терял голову. Он обожал изгиб ее бедер и тихий шепот волос; любил огонь, вспыхивавший в глазах девушки, когда она вступала в бой; любил ее вкус. Почему же тогда всякий раз, когда Мариза произносила: «Я тебя люблю», – он, эхом откликаясь на ее признание, чувствовал себя лжецом? Почему же иногда – и даже чаще, чем «иногда» – он ловил себя на мыслях о других девушках? О том, каковы на вкус они ?