Майкл Муркок - Глориана; или Королева, не вкусившая радостей плоти

– Ммм… – приступил Полониец. – Ваше Величество.

В красивых глазах Гассана аль-Джиафара, взиравшего из-под капюшона на смущенного соперника, отразилась толика довольного презрения.

– Во-первых… спасибо вам… или спасибо вашим людям… за мое спасение. Я весьма вам обязан. Довериться сим злодеям было с моей стороны глупостью. Я сожалею о доставленных треволнениях…

– Никаких треволнений, – пробормотала Королева. – Однако же – разве се не формальное приветствие, Ваше Величество?..

Он был благодарен за напоминание.

– Ваше Величество, Королева Глориана. Полоний приветствует вас. – Он нахмурился. – Я… мы, Касимир… Император-Избранник Великого Полония… вы в курсе, да? Меня только что объявили. Тут нужна формальная фраза, но, боюсь, я ее позабыл… Король Скандинавии, что ли? И всех земель от Балтики до Черного моря. Юпитер великий! Так что вот. Ну мы республика, разумеется. И союз республик по сути. Автономных. Но я вполне гожусь на роль символа. Ох ты… я должен был подарить вам кольцо. И еще другие подарки… – Он оглянулся. – Подарки? Кольцо было милое… Не ожидал, что я вот так появлюсь на публике. Церемонии меня скорее пугают. Подарки?..

Калиф прищелкнул пальцами, призывая дары, несомые мальчиками в тюрбанах. Глориана осмотрела обычные сокровища (включая золотое колье с сердоликами) и приняла их с ритуальной благодарностью, в то время как Полониец беспокойно переговорил с помощником, старым графом Коженёвским, и отослал того с поручением.

– Было еще много слонов, Ваше Величество, – молвил Калиф мрачно, – однако вести их на лед было сочтено нецелесообразным.

Уна улыбнулась в ладошку, вообразив картину: много слонов оскальзываются и, проломив ледяной настил, терпят бедствие в водах Темзы.

После того как процессия Калифа пришла и ушла, возникла пауза. Касимир Полонийский поднял глаза.

– Ага!

Он махнул рукой. Еще одна процессия, облаченные в меха лакеи с ценными иконами и искусно сработанными украшениями: им недоставало великолепия даров Калифа, но они несли печать совершенства мастеров.

– Кое-чего, как видите, недостает. Немногого. Нам повезло. Но… – Касимир ощупал себя под мантией. – Было еще кольцо. С рубином. Вам оно может показаться пошлым, само собой. Я надеялся… Но всему свое место и свое время, я знаю… ныне мы в Полонии нечасто проводим формальные церемонии… вы должны простить меня, если я чем-то вас оскорбил…

– Дары изысканно прекрасны, Король Касимир.

– Так и есть, именно! Но кольцо… Отличная вьеннская работа. Оно же было тут? Кольцо. Боги! Утрачено!

– Разбойники?.. – пробормотала Глориана.

– Злодеи! Самый красивый из всех моих даров.

– Мы поймаем главаря, не бойтесь, – пообещала она.

Лорд Монфалькон прочистил горло, чтобы говорить:

– Ее Величество благодарно обоим Вашим Величествам…

Глориана, приходя в себя, кивнула:

– Альбион приветствует вас, великие короли. Мы почитаем за честь ваше участие в наших церемониях.

И принесены были кресла, почти троны, для двоих гостей, оба помещены одесную от Королевы и под такими углами, дабы ни один не имел преимущества перед другим, и графиня Скайская по необходимости улыбалась монархам, и шепталась с ними, и опекала их, пока Королева принимала остаток гостей, среди коих были:

Рудольф Богемский, король-ученый, вассал Касимира; князь Алансон де Медичи из Флоренцы, юнец, чья рыцарская любовь к Королеве общеизвестна; астекский посланник князь Комий Ша-Т’Ли из Члаксаалу (полагавший себя полубогом, Глориану же богиней) в золоченых перьях и оперенной мантии; шевалье Персиваль-Галлуа из Британнии; Убаша-хан в расписных доспехах, в стали и мехах, посол Татарской Империи; князь Лобковиц в черном и серебряном из независимой Праги; князь Хира из Хиндустана, протектората Альбиона; лорд Ли Пао, посланник Катайского Двора, также вассального государства; лорд Татанка Ийотакай, посланник великого Народа Сиу, в орлиных перьях и расшитых бисером белых штанах из оленьей кожи; леди Яси Акуя, посланница Архипелага Ниппонии; князь Карломан, сын старого короля, представлявший Альянс Нижних Ландов; граф Ротомондо, властелин Парижа; мастер Эрнст Шельеанек, астроном и целитель, из Вьенны; посланцы Девствии, включая ястребоносого лорда Канзаса и крошечного вздорного барона Огайского; мастер Ишан Математик из татарского протектората Анатолия; Каспар, великий инженер Явы; палестинский мудрец Мика из Ершалаима; исследователь Мёрдок, Гермистонский тан, в белом плаще, небрежно накинутом поверх шотландки и бронзы, тэм-о-шэнтер с перьями пегого канюка щегольски прикрывает рыжие кудри; и великое множество иных сановников, мудрецов, колдунов, алхимиков, инженеров, авантюристов и солдат, более полутора часов миновавших престол.

Затем при факельном свете началось первое развлечение: Рыцарь Льдистый (лорд Кровий Рэнслей) и Рыцарь Пламенистый (сир Танкред Бельдебрис) сошлись в полном облачении, конные, на замерзшей поверхности над самым фарватером. Летела ледяная крошка, дыхание лошадей было как драконов пар, звенел металл, и копье встретило щит, и оба разом выбиты были из седла.

Наверху, на набережной, уперев локти в камень и глядя вниз, застыла фигура, коей придавало бесформенность громадное медвежье пальто, укутывавшее сего мужа с головы до пят; выделанная голова медведя служила ему головным убором, скрывавшим большую часть лица. По временам, когда свет пляшущих костров (на коих жарились ныне гуси и быки) подпрыгивал повыше, черные сардонические глаза мужчины блестели.

Как и было договорено, Пламя одолело Лед.

Теперь он глядел на акробатов в костюмах Комедии – Харлекин и Панталон, Корнетто и Исабелла и прочие, – что, скользя на коньках, прыгали и кружились в такт бойкой и несколько нестройной мелодии, производимой дрожащим консортом на платформе, а под навесом Королева склонила голову, беседуя с такими же, как она, монархами. Пажи на подошвах, укрепленных железными шипами, медленно пробирались меж собравшимися, неся подносы с кипящим вином; повара и поварята поливали жиром мясо на вертелах; а на другом берегу возводился обширный помост.

Человек в медвежьем пальто отошел от стены и неспешно двинулся вниз по лестничному пролету, затем по другому и застыл в толпе на льду; пригубливал серебряную чашу кларета, любовался дворянскими детьми, сплошь Ледяными Феями, что несли Королеве чудовищный Пирог Двенадцатой Ночи на носилках, принимал предлагаемые мясо и хлеб и не без удовольствия набивал ими рот, продолжая ходить тут и там, держась более из инстинкта, нежели из рассуждения, тени у самых краев толкотни. С того берега донесся треск, внезапный, как колдовской ветер, зеваки разинули рты, и первый фейерверк зашипел и завертелся, образуя огромную «G» на орнаментальном панно; после чего шутихи взвизгнули и рассыпали алмазные искры, и весь лед наполнился внезапным блистанием, побудив мужчину в медвежьей шкуре попятиться в угол, туда, где причальные ступени упирались в стену. Вспыхивающие гильзы попадали на лед, и тот зашипел, вызывая тревогу или притворное оцепенение в тех, кто сие заметил.