Майкл Муркок - Глориана; или Королева, не вкусившая радостей плоти

– А вы с вашим приспешником на свободе.

Квайр пожал плечами:

– Допустим, я согласен на сию сделку. Услуга за его жизнь, услуга за мою. Вы уже нарастили прибыль на сто процентов. Какие две услуги я могу оказать, лорд Шаарьяр?

– Никакие. Я не согласился ни с чем из вами предложенного. Вместе с тем я, быть может, готов списать все дебеты и кредиты вплоть до сего момента. И предложить вам взамен мое покровительство. – Лорд Шаарьяр залился довольным смехом, оборачиваясь к Квайру с вытянутыми руками, как если бы подставлял грудь под его нож. – Патрон, что будет уважать вас, капитан Квайр! И предложит вам величайшие из существующих возможности практиковать и отшлифовывать ваше Искусство. Монфалькон вас не уважил бы. Я – другое дело.

– Но каково поручение, лорд Шаарьяр?

Мавр сделался экстатичен. Слезы радости тронули его глаза, когда он взглянул на потенциального протеже.

– Альбион, – вымолвил арабиец.

Капитан Квайр сдвинул шляпу на затылок и поскреб кожу черепа. Его фортуна и настроение переменялись в последние несколько часов круче некуда. Словно бы он молил дать ему шанс – и шанс был дан. Он понимал в общих чертах, о чем просил мавр, однако был почти что устрашен поручением.

– Глориана?

– Она была бы счастливее, если бы обручилась со Всеславным Калифом. Бремя Государства для женщины слишком неподъемно.

– Монфалькон?

– В опале. – Пожатие плечами. – На ваше усмотрение.

– Что в частности от меня потребуется?

– Ваш задача – развратить Двор. Подробности, разумеется, в ваших руках: шантаж, обаяние, обман, убийство, что захотите, – все сойдет, если в итоге вы потворствуете цинизму и отчаянию, подозрительности и пороку в последователях Глорианы. – Глас лорда Шаарьяра нарастал, и гимном гремели проспекты, в кои Квайр, не обуздываемый совестью и сомнениями Монфалькона, мог вдохнуть огонь – и передать сей огонь Королеве, – дабы заполучить единственное желаемое: уважительное понимание величия в избранной профессии. – Мы даруем вам сию возможность, капитан Квайр, а равно и вашу жизнь. И золото в придачу.

Квайр, возбужден и изумлен, колыхнулся.

– Вы берете меня лестью, не правда ли, милорд?

Лорд Шаарьяр сказал:

– Я уже похвалил ваши таланты. Золото пригодится, даже вам. – Он пропустил смысл сказанного.

Квайр сдернул черную перчатку с руки и сдирижировал перетекание беседы в иное русло.

– Я спрашивал о конкретном поручении.

– Если я скажу вам, вы можете передать Монфалькону…

– Монфалькон мне более не господин.

– А я?

– Я все еще ожидаю точной схемы.

– Вы клянетесь молчать?

– Я не скажу ничего Монфалькону, если вы о сем.

– Всеславный Калиф страстно желает жениться на Глориане, дабы Арабия и Альбион сделались равны во всем. Сей мощью Всеславный Калиф обрушится на Татарию и раздавит нашего традиционного врага навсегда. Но перед тем, как он совершит сие, придворные Глорианы должны увидеть ее слабовольной; дворянство должно потерять веру в ее всемогущество, как и простолюдины. Ее Двор должно выставить слабым и развращенным. Монфалькон должен быть опозорен или выглядеть дураком в глазах Королевы – она слушает только его и Совет. Графиню Скайскую надобно прогнать со Двора. Весь Совет, если возможно, следует соблазнить тем или иным способом. Должны совершиться убийства, дабы вина пала на невиновных. Раздор, подозрительность, контрмеры. Вы следите за мной?

– Естественно, но я не уверен, что сие возможно.

– Для вас – возможно. Ни для кого более, Квайр.

Капитан кивнул:

– Се верно: откажись я, и вам затруднительно будет найти человека с моими навыками и возможностями. Есть мастер ван Хааг в Нижних Ландах, есть пара флорентинцев – еще вспоминается один веницеец, – однако они не знают наш Двор так, как я. Что же, работа будет тяжелой и потребует великих приготовлений.

– Мы терпеливы в пределах разумного. Наш Всеславный Калиф желает прибыть в Альбион как спаситель, принимаемый равно Королевою и народом. – Мавр полузамесмеризировал Квайра. – Вы смогли бы все сие сделать?

– Думаю, смог бы.

Лорд Шаарьяр сказал:

– Мы, арабийцы, предлагаем Альбиону безопасность, чистоту, нравственность. Мы традиционно хвалимы за сии достоинства. Вы должны создать атмосферу, в коей нация Альбиона станет молить о наших добродетелях. Мы должны прибыть, дабы спасти вас – Королеву и Державу.

– А я должен отмстить, – сказал Квайр самому себе. – Меня должно реабилитировать.

Лорд Шаарьяр продолжил:

– Вас вознаградят, разумеется. Возвеличат. Возвысил бы вас Монфалькон?

– Нет, милорд. Оттого я ему доверял.

– Не говорите, капитан Квайр, что вам чужда страсть к власти. – Лорд Шаарьяр соединил руку с рукой убивцы своего племянника.

– У меня ее достаточно.

– Но нет положения.

– А значит, и ответственности. Если бы я был барон Квайр, я должен был бы служить примером. К чему быть едва ли более свободным, нежели сама Королева?

– Княжество? Страна? Дабы баловать свои вкусы с еще большим воображением?

Квайр потряс головой:

– Подобно лорду Монфалькону, вы недопонимаете меня, сир. И, кроме того, я знаю, что вы постараетесь убить меня, когда работа будет сделана. Предложение страны – нонсенс. Вы не потерпите созданный мною мирок. Нет, я выберу награду, когда выполню задачу. Я сделаю сие, как вы предположили, ради искусства. Если уж я решу помочь вам, вы отыграете меня у Монфалькона по единственной причине: вы цените мое эстетство. Вы польстили мне и пытались мотивировать меня иными путями. Да, я польщен. Я мотивирован. Однако влечет меня лишь само поручение. Если я повергну Альбионниц, Королеву и прочих, и вы преуспеете в убиении меня за мои труды, я умру, зная, что произвел на свет свой величайший, долговечнейший шедевр.

Лорд Шаарьяр отнял свою руку от Квайровой и посмотрел в сверкающие глаза капитана.

– Монфалькон страшится вас, Квайр?

Капитан потянулся и втянул носом напитанный кофе воздух.

– Полагаю, будет.

Он созерцал обильное и кровавое грядущее, зевая наподобие пробуждающегося леопарда, отверзшего сонные очи и обнаружившего, что за ночь он сделался внезапно окружен стадом пухлых газелей. Он улыбался.

Графиня Скайская раздвинула оба ставня и ощутила на лице своем солнечное тепло. Она понюхала фиалки. Из окна спальни скользнула взглядом по лужайкам и распускающимся садам вплоть до декоративного озера, кое сим утром стало терять нечистый глянец зимы. Садовники и им подобные суетились, выстригая и выдергивая. Весна, приходя, размышляла Уна с внезапной меланхолией, оказывается нежданной. Позади Уны на кровати с балдахином все еще дремала Глориана. Она заявилась, рыдающая, ночью, ища успокоения. Шелестя черными узорчатыми шелками, Уна направилась к шнуру, соединенному с колокольчиком, разумея, что Королеве вскоре должно очнуться. Засомневавшись, она сложила руки и воззрилась на подругу, что казалась умиротворенной. Буйная краса Глорианы наполняла кровать; чудесные рыжеватые кудри раскинулись повсюду вокруг головы и плеч в великой путанице, ясное, скуластое, невинное лицо, приотвернувшееся от света, что лился сквозь зазор в балдахине, озарялось столь детской мечтательностью, что Уна, прослезившись, задернула шторы поплотнее, помышляя о том, как бы отвлечь Королеву хоть на пару часов и вновь превратить ее в девочку.