Марк Лахлан - Фенрир. Рожденный волком

– В таком случае чего же ты боишься?

Элис перекрестилась. Жеан услышал, как она вполголоса произносит молитву. Голос ее срывался, хотя она делала усилие, чтобы он звучал ровно, не желая выказать свою слабость перед человеком низкого происхождения.

– Что-то пришло за мной, и я знаю, что, если соглашусь уйти с северянами или хотя бы просто выйду из церкви, оно найдет и заберет меня. Оно принесет беды всем нам.

– Ты же не можешь прятаться в церкви всю жизнь, – заметил исповедник. – Что явилось за тобой?

Она секунду молчала. Затем ответила:

– Когда ты ослеп, отец, тебя посещали видения?

– Да.

– И Дева Мария?

– Да.

– Ты разговаривал с ней?

– Нет.

– Тогда как ты узнал, что это она?

– Просто знал. И еще понял по тому дару, который она пробудила во мне.

– Пророчествовать?

– Да.

Жеан помнил тот день, когда жизнь его переменилась. Когда ему было лет пять или шесть, его нашли в лесу охотники, а затем доставили в один монастырь в Австразии [2], в восточных землях франков. Он пребывал тогда в исступлении. Единственное, что он знал наверняка, – кто-то научил его народной латыни и он пережил чудовищное потрясение, лишившее его почти всех воспоминаний. Странствующий монах увез его на запад, в Париж, и здесь его отдали в аббатство Сен-Жермен, на милость Церкви. Его выздоровление было удивительным и быстрым. В девять лет он уже помогал монахам, учился, играл и смеялся. Он во многом превосходил своих сверстников. Легкость, с какой он писал, была бы удивительной даже для ребенка, которого учили с самого младенчества. Языки тоже давались ему запросто: народная латынь, язык франков, на котором говорили при дворе, официальная латынь, греческий, даже языки данов и саксов, которым научили его миссионеры. Но еще больше поражала способность мальчика к игре в шахматы. Он увидел, как играют монахи, а затем сел, чтобы попробовать. В первой же партии он победил одного из лучших шахматистов аббатства. Этот мальчик, считали все, благословлен свыше.

Затем ему явилась Дева Мария. Лето стояло в разгаре, голодный месяц июль, и ему было нечем заняться, только гулять по полям с недозрелыми злаками. Солнце золотило колосья, небо было пронзительно-голубым. Когда монахи рассказывали о видениях, ему всегда представлялось, что ангел или Мария появляются в облаке или в дымке. Однако она стояла перед ним такая настоящая и живая, что он мог бы прикоснуться к ней. Она заговорила с ним, точнее, он услышал в голове ее голос, хотя никому в том не признавался, сомневаясь, правильно ли понял Пречистую Деву. Он много лет размышлял над ее словами и никому не рассказывал о них.

– Не ищи меня.

Он воспринял это как предостережение, чтобы он не впадал в грех гордыни, не старался казаться святым и не ставил себя выше других людей из-за своего благочестия. Искать Небес, чувствовал он, это верный способ лишиться их.

Пречистая уходила от него, и он побежал за ней, но тут же ослеп, а после его нашли блуждающим среди ульев на пасеке – счастье, что он не опрокинул ни один из них и его не покусали пчелы.

Пророчества его сбывались – набеги на побережье, пожар в Руане, разрушенные Байе, Лан и Бове, истребленные сыны Церкви. Аббат объявил его живым святым, исповедником, и Господь благословил его дальнейшими несчастьями и новыми видениями.

– Тебя объявили святым, потому что ты ее видел?

– Да, поэтому. И еще потому, что монастырю хотелось, чтобы у него был собственный исповедник. Для этого имелись основания, и это была уже политика, – ответил он.

– Кем бы они тебя объявили, если бы ты увидел… – Она не смогла договорить.

Жеан молчал, позволяя ей собраться с силами.

– Ты хочешь испросить епитимью?

Элис коротко рассмеялась.

– Мне не в чем каяться, святой отец, нет греха, который надо отпустить, однако же, если бы я вышла к пастве, назвала то, что видела, грехом и попросила священника о прощении, моя жизнь оборвалась бы раньше, чем я вышла бы из церкви. Могу я рассказать тебе лично? Ты поклянешься никому не говорить о том, в чем я признаюсь?

– О епитимье полагается просить публично, – сказал Жеан.

– Мне не о чем сожалеть. Ты поклянешься?

– Путь, усыпанный терниями, – пробормотал исповедник вполголоса. А вдруг эта женщина скажет, что прелюбодействовала или, хуже того, совершила убийство? Он не сможет, конечно, молчать о таком.

Звуки борьбы на улице все приближались. Неужели норманны захватили башню на мосту? Едва ли такое возможно без взрывов, подумал он. Враги уже пытались захватить ее, однако безуспешно.

Крики и проклятия заставили исповедника сосредоточиться на своем задании.

– Я поклянусь, – сказал он.

– Тебя объявили святым, потому что ты видел Деву, – сказала Элис. – Как бы тебя назвали, если бы ты видел дьявола?

– Простой народ, наверное, объявил бы меня ведьмаком, – сказал исповедник, – хотя верить в ведовство – это ересь. Некоторых объявляют еретиками, однако видение есть видение. Само по себе оно еще ничего не значит.

– Так как бы ты меня назвал?

– А ты видела дьявола?

– Да. Значит, я ведьма и сама об этом не знаю?

– Христос видел дьявола в пустыне, разве он ведьмак?

Она опустила голову.

Жеан сглотнул комок в горле и начал раскачиваться быстрее.

– Для подобных явлений существует множество объяснений. Например, болезнь, воспаление мозга. Часто это просто сон, госпожа, фантазия, которая никак не связана с повседневными событиями.

– Он снится мне наяву. Он постоянно здесь.

Снова раздались крики. Жеан услышал, как кто-то проревел на языке данов: «Умри!»

Он не стал мешкать.

– Как ты поняла, что это дьявол?

– Он волк. Человек и волк одновременно. Он выходит из тени, я вижу его боковым зрением. Он рядом со мной, когда я засыпаю, он оказывается рядом, как только я проснусь. Он волк, и он говорит со мной.

– Что он говорит?

Элис снова перекрестилась.

– Говорит, что любит меня.

Грохот раздавался уже за дверями собора. Сражение приближалось. Элис подняла голову. Тьма вокруг слабого пламени свечи как будто плыла и клубилась – жидкая чернота. Раздался тяжелый удар в дверь, такой сильный, что показалось, будто она вот-вот разлетится в щепы.

– Нам суждено умереть, исповедник? – спросила Элис.

– На все воля Божья, – отозвался Жеан.

– Тогда помолись за нас.

– Нет, – сказал он. – Молись за наших врагов, чтобы они узрели свет Христа в своих сердцах раньше, чем наши солдаты убьют их и лишат надежды на спасение. Мы верим, у нас больше шансов отправиться к Богу.

Она поднялась, и Жеан услышал, как она резко выдохнула. Для Элис тьма обрела новое качество. Она как будто взъерошилась, задвигалась, едва ли не заблестела, словно щетина на загривке у свиньи. Затем на краю круга, отбрасываемого пламенем свечи, тень обрела форму, шевельнулась и вышла на свет.