Марк Лахлан - Фенрир. Рожденный волком

– По образу и подобию.

– Чего? Парни, идите сюда. Я поймал одного. Ты монах, приятель? Отвечай, ты монах?

– Я Волк, – сказал Жеан и вцепился викингу в горло.

Смерть была быстрой, шея великана викинга сломалась от единственного движения. Распластавшись на теневой стене, Жеан ожидал появления следующего. Мертвое тело лежало в лунном свете с широко раскрытыми глазами, напоминая утопленника, покоящегося под водой.

– Там кто-то есть.

– Но ведь Эрик вошел туда?

– Да, но он не вышел.

– Не говори глупостей. Эй, Эрик, ты там как?

Люди разбрелись по всей территории монастыря. Они вроде бы искали кого-то. Жеан опустился на корточки, уперся в пол руками, потянулся, повернув голову. Он чувствовал себя могучим и живым, внутри него зрела неукротимая сила. Когда его впервые поразила немощь, он далеко не сразу смирился со своим новым положением, по ночам он часто плакал от отчаяния в подушку, летние запахи снаружи манили его бегать по полям, но тело не отпускало дух. Сейчас ощущение было схожее – неистовое желание двигаться, – но теперь его распирало от восторга. Он может двигаться. Он будет двигаться. Только необходимо выждать верный момент.

– Эрик! Эрик!

В дверном проеме снова появился человек. Он вошел в скрипторий, озираясь, быстро, по-птичьи вертя головой по сторонам, как будто опасался, что темнота укусит его. И она укусила, мгновенно втянув в комнату. Он умер раньше, чем успел закричать.

Снова послышались голоса:

– Эрик! Нет-нет, Тенгил! Тенгил туда пошел. Он там.

Появился викинг, наклонился в лунном свете над телом товарища.

– Чтоб мне напороться на рог Фрейра! Только посмотрите на его шею! Посмотрите на его шею! – Он протянул руку к горлу покойника. Еще двое викингов вошли, жалуясь, что в комнате слишком темно. Они не сводили с мертвого тела глаз, их движения были медленными и неловкими.

У исповедника как будто открылись новые чувства. Он мог с точностью сказать, на что именно смотрят викинги, ясно сознавал, что они не замечают его. И не только движения воинов казались ему замедленными, они и внимание переключали с трудом. Один из воинов вынул из ножен большой широкий нож – дешевую замену мечу. Он всматривался в темноту, однако казалось, что его взгляд переходит с предмета на предмет целую вечность.

– Вы ничего не слышите? – спросил один из викингов.

– Что?

– Дыхание.

– Он мертв. У него голова почти оторвана.

– Да не его дыхание, дурак! Здесь дышит кто-то еще.

Жеан слышал все. В темноте его чувства сделались острее и глубже. Он слышал насекомых вокруг: в соломе, сохранившейся на крыше, в стенах, в лесу за монастырем. Он слышал так, как никогда раньше. Казалось, будто ночь звенит от любовных песен и грохота сражений, совокупления крохотных тварей, желающих оставить потомство, и их предсмертных криков, – вокруг него ночные бабочки хлопали крыльями, оса раздраженно жужжала, сражаясь с пауком, тля наступала на жука, летучая мышь падала с неба и уносила их обоих. Он ощущал всякое движение тварей земных и их половую принадлежность. Вечную песнь природы, которая не смолкает с тех времен, когда Господь вдохнул жизнь в Эдем.

Люди затаили дыхание и словно окаменели. Жеан ринулся в наступление.

Викинг с ножом влетел в стену спиной, и его голова раскололась о камни с влажным чавканьем. Ближайший к Жеану воин сидел на корточках, развернувшись к нему спиной. Прежде чем викинг успел распрямиться, Жеан схватил его за рубаху и волосы и ударил его головой в лицо третьего норманна, стоявшего на коленях рядом с товарищем. Оба воина упали без сознания. И все побоище длилось каких-то три секунды.

Жеан прислушался. Никто сюда не шел. Викинги были рабами своих привычек и прежде всего повалили в церковь, чтобы найти золото. Кто-то успел зажечь факелы, в дверном проеме то и дело мелькали всполохи света.

Разум почти покинул Жеана. Исповедник внутри него превратился в далекое эхо, принесенное ветром, его слова сделались не громче шепота, мысли были непостижимы. Жеан склонился над лишившимся сознания викингом и схватил его за горло. Потом свернул ему шею и впился зубами в человеческую кожу. В рот вместе с мясом попал клок бороды. Он проглотил все. Внутри него что-то гнусаво похихикивало, громко дышало, пускало слюни и подвывало. Он убил второго викинга так же, как и первого. Вкус человеческого мяса словно наполнял его силой. Он сидел в лунном свете, и ему было плевать, заметят его или нет. Для него лунный свет был подобен дождю из серебряных монет, как в сказках, которые монахи в Сен-Жермене шепотом рассказывали друг другу, когда он был еще мал и охотно слушал подобные истории.

Он поднялся. Его тело словно скользило по воздуху, от легкости движения кружилась голова. Он вдохнул запах морской соли и водорослей, сырой травы в лесу, людей, которые, потея, бегали по монастырю вокруг него.

Жеан осторожно выбрался из скриптория, и его тело не шло, а как будто струилось. Какой-то викинг мочился в узком проходе за скрипторием. Он так и умер со спущенными штанами, со свернутой очередным ловким движением шеей. Жеан огляделся, и его личность захлебнулась в волне чувств, окатившей его. Все было таким насыщенным и ярким: топот захватчиков, булыжники под ногами, черные тени облачков, яркий свет луны, который прорывался сквозь них, и, главное, вкус, – вкус крови во рту. Он припал к самой земле. Узор из теней был для него лесом, а он в нем – волком. Жеан выронил мертвое тело и направился обратно к церкви. Теперь он убивал для того, чтобы убить. Голод пока не отступил, однако его пересиливало иное чувство – желание выжить.

За спиной звучали голоса:

– Там кто-то мертвый. Кто-то из наших. Так здесь остались защитники!

Топот бегущих ног.

– И здесь тоже покойники. Да тут была настоящая резня!

Тень стала для него покрывалом, уютным и безопасным. Несколько человек выскочили в проулок за скрипторием. Последний был совсем юный, лет пятнадцати. Жеан вцепился ему в горло, его ловкие пальцы обхватили шею, не дав мальчишке даже вскрикнуть перед смертью. Он тихонько опустил тело на землю и отступил в темноту, скользя вдоль стены, затем вышел во двор. Факелы, вопящие люди. Огни факелов исполосовали темноту яркими линиями. Жеан чувствовал, как колотится сердце, но не от страха, а от волнения – волнения лисицы, которая приближается к курятнику. Он прижался к стене, зная, что никто не замечает его. Он прекрасно понимал, что люди его не видят. У колонны он остановился едва ли не вплотную к одному викингу, который орал и сыпал проклятиями:

– Ты, трус, покажись! Ты просто тряпка, баба, прячешься в темноте!

Жеан набросился на него, схватил за волосы, а ногтями вырвал у него горло. Оттолкнул от себя, и викинг вывалился на главную площадь, хватаясь рукой за шею. Факелы ярко освещали умирающего. Впечатление было такое, будто викинг решил потанцевать на деревенском празднике, а товарищи окружили его, дожидаясь музыки. Викинг упал.