Фрэнсис Эшкрофт - На грани возможного: Наука выживания

Пасха выдалась холодной. После недельной прогулки под парусом вокруг Внутренних Гебрид мы, благополучно пришвартовавшись в Данстаффнейджской бухте вблизи Обана, готовились сойти на берег. Как раз вовремя, поскольку надвигалась непогода. Над нами клубились тяжелые серые облака, и волны приобретали свинцовую окраску. Ветер завывал в снастях и трепал полы одежды. Взбив море в пену, он сдувал барашки с гребней волн и окутывал нас тонким ледяным туманом. Он бил яхте в скулу, разворачивая ее и натягивая якорную цепь. Кроме того, шел отлив, и яхта дергалась, подбрасываемая то волнами, то ветром. Я топталась на носовой палубе, собирая наши вещи. Услышав какой-то непонятный звук, я подняла голову и увидела небольшую весельную лодку, плывущую к яхте у соседнего причала. На веслах сидел мужчина средних лет, который отчаянно сражался с ветром и отливом. Когда он добрался до причала, оба судна, большое и маленькое, заплясали на волнах в замысловатом танце, и гребцу никак не удавалось развернуть лодку вдоль борта яхты. Он попытался ухватиться за якорную цепь, но промахнулся. Промах оказался роковым, потому что легкая стеклопластиковая лодка тут же накренилась и плавно слила гребца за борт, будто сырой желток из яичной скорлупы. Сама лодка, черпнув воды, тут же пошла ко дну, а человека подхватило приливной волной и понесло в открытое море.

Тим, мой спутник, среагировал быстрее меня. Крикнув, чтобы я привязала к брашпилю веревку и бросила ему конец, он прыгнул в надувную шлюпку, прицепленную у нас за кормой и, изо всех сил работая веслами, погреб к удаляющейся фигуре. Плыл он, казалось, целую вечность, хотя на самом деле прошло, наверное, всего несколько минут. Однако когда он подоспел, пострадавший едва держался на воде, зуб на зуб у него не попадал, руки не слушались. Без спасательного жилета его постоянно захлестывало волнами, поэтому, обессиленного и растерявшегося, его пришлось затаскивать в лодку, будто куль картошки (к тому же насквозь промокший). Отлив тащил лодку прочь из бухты, до отказа натягивая трос, которым я пыталась управлять. Свисающий через борт в полубессознательном состоянии утопающий грозил перевернуть своим весом резиновую шлюпку, прыгающую на натянутом канате. Прошло немало минут, прежде чем Тиму удалось втянуть пострадавшего в шлюпку, – и еще больше времени понадобилось, чтобы отогреть его (и его спасителя). Однако ему повезло. В холодной воде можно погибнуть мгновенно, кроме нас у берега никого не было, и отлив шел мощный. Окажись он за пределами бухты в открытом море, шансы на спасение были бы ничтожно малы.

Уже поздно вечером, переживая заново события этого дня, я вспомнила своего дедушку Уолтера Блэкберна. Если бы в свое время он еще более чудесным образом не спасся из холодных вод, я бы так и не появилась на свет.

В начале Первой мировой, то есть в 1914 г., Уолтеру было двадцать три. Молодой идеалист, жаждавший послужить родине и не представлявший, что ждет его в окопах, он записался добровольцем в числе первых. Его приписали санитаром к Королевскому медицинскому корпусу, и там он быстро познакомился с суровыми военными буднями. Когда он ассистировал на первой своей операции в тесной брезентовой палатке изможденному военному хирургу, тот кинул ему ампутированную ногу с указанием: «Это выбросить». Молодой санитар от ужаса упал в обморок.

Через несколько месяцев военной службы Уолтер выбыл из строя после ранения в колено. Хуже того, в рану попала инфекция. В те дни, до появления антибиотиков, лечения для таких ран не существовало, поэтому остановить сепсис было нечем. В тяжелом состоянии Уолтера отправили в Англию. Корабль, который вез его через Ла-Манш, был настолько перегружен ранеными, что места внутри всем не хватало, и самых безнадежных, включая Уолтера, уложили на холодной палубе, под дождем и ветром. Несмотря на то что корабль двигался под прикрытием темноты, в него попала торпеда, и он пошел ко дну. Когда палуба накренилась, мой дед, привязанный к носилкам и находившийся в лихорадочном полубреду, плавно соскользнул в море. Однако носилки, сделанные из дерева и парусины, не утонули. Неизвестно, сколько Уолтер пробыл в холодной воде, прежде чем его спасли, но очевидно, не один час.

Выжить ему, вероятнее всего, помогли несколько факторов. Во-первых, привязанный ремнями к носилкам по рукам и ногам, он не мог двигаться, что снижало теплоотдачу, поскольку тонкий слой прилегающей к телу воды не перемешивался судорожными движениями. Во-вторых, он был крупным мужчиной с достаточным изолирующим слоем подкожного жира. И в-третьих, из-за лихорадки скорость обменных процессов и соответственно теплопродукции оказалась повышенной. Как бы то ни было, деду повезло, поскольку многие, включая вполне дееспособных, погибли в ту ночь от переохлаждения.

У мамы на память об этом суровом испытании остался необычный сувенир. Лежа в воде в полубеспамятстве, Уолтер увидел плавающий рядом голубой платок. Он уверил себя, что выживет, если удержит в руке этот кусок голубого шелка, и когда его вытащили, потрепанный голубой талисман был крепко-накрепко зажат у него в кулаке.

Холод подстерегает нас на больших высотах, на полюсах и в океанских глубинах. Половина суши и одна десятая Мирового океана, по крайней мере какую-то часть года, покрыты снегом и льдом. Зима превращает пейзаж в царство неземной красоты, однако наш организм плохо приспособлен к холоду, и красота может оказаться губительной. Большинство живых существ, включая человека, страшатся холода и морозов, поэтому неудивительно, что Данте, создавая свой «Ад», поместил перед огненными кругами ледяные.

Самая холодная температура на Земле (–89° С) была зафиксирована 21 июля 1983 г. на советской научно-исследовательской станции «Восток», расположенной на антарктическом ледяном куполе. Однако по сравнению с другими планетами у нас, можно сказать, еще тепло – температура поверхности Плутона составляет –220° С. Сильные морозы, хоть и не такие суровые, как в Антарктиде, встречаются в Арктике, в горных районах и других местах обитания человека. Например, в Сибири столбик термометра зимой часто опускается ниже –60° С. Британии повезло больше. В Бремаре, который считается у нас самым холодным, рекордом мороза стали жалкие –27° С.