Альберт Поделл - Паспорт человека мира. Путешествие сквозь 196 стран

Это последнее гималайское королевство, следующее тантрическому буддизму, так как Тибет теперь является частью Китая, а Сикким и Ладакх слились с Индией.

Его население гомогенно и состоит из 800 тысяч человек, имеющих общую историю и веру в традиции тантрического буддизма, который обещает им мир, защиту и процветание. Здесь в избытке произрастают фрукты, много древесины и достаточно гидроэлектрической энергии, которую они поставляют Индии. Это страна, которая никогда не видела завоевателей, страна, настолько изолированная до недавних пор, что в нее проникли лишь немногие грехи и пустые ценности современной цивилизации. Ею управляет просвещенный монарх, придерживающийся конституции и старающийся сохранять мир, процветание и здоровье нации, – это место стало практически раем на земле.

Люди здесь были приветливы, добры и гостеприимны, как и в Бирме, но они были намного более счастливы и не раболепствовали, потому что являлись приверженцами более свободной формы буддизма, имели в двадцать раз более высокий доход на душу населения и жили не под гнетом диктатора, а при добропорядочном правителе.

Я повидал большую часть страны, проехав примерно 1200 километров по самым страшным горным дорогам, находившимся на высоте 3500 метров. Я погладил национальное животное Бутана, такина, странного зверя с головой козла, носом лося и телом коровы, которое напоминало мне о моих самых худших свиданиях вслепую. У молоденькой пастушки, которая установила лавку прямо на горном перевале, я купил главный местный продукт – высушенный сыр из молока яка, самую твердую и безвкусную субстанцию, известную человеку.

Я успешно совершил шестичасовой подъем на высоту 3000 метров к Такцанг-лакхангу, Гнезду Тигра – великолепному монастырю, построенному рядом с вершиной мощного водопада и невероятным образом врезанного в гранитную скалу на высоте почти километр над долиной Паро. Начало строительства монастыря (747 год н. э.) потребовало вмешательства богов, перенесших Падмасамбхаву – провидца и гуру, которого называли вторым Буддой, – на вершину на спине тигра, что позволило ему укротить местных демонов. Побежденные демоны превратились в защитников дхармы, и монастырь был построен в 1692 году около пещеры, в которой Падмасамбхава медитировал три года. С тех пор бутанцы жили долго и счастливо. (Я пообещал моим ноющим коленям, которые жили не так счастливо, что если я снова когда-нибудь решусь на такой подъем, то тоже обращусь к услугам яростного тигра.)

Неоспоримый апогей этого путешествия настал, когда мне удалось увидеть своего старого приятеля Стива, которого я, как и его тайские доктора, уже весной списал со счетов, после того как у него диагностировали четвертую стадию лимфомы. Но крепкое телосложение Стива, постоянная забота его любящей жены (которая провела целых 27 дней и ночей у его кровати в госпитале) и шесть процедур химиотерапии избавили его от рака и дали возможность вернуться в дом в Бангкоке за четыре дня до моего приезда и встретить меня на запоминающемся тайском ужине. Мы с удовольствием вспомнили о наших прошлых, но не забытых друзьях и приключениях.

Зная, как часто возвращается рак, в ту радостную ночь с возродившимся воодушевлением в душе я решил посетить оставшиеся 14 стран и завершить странствия, пока Стив, первым выведший меня на заморские дороги, все еще был с нами, чтобы отпраздновать мой успех.

Я отправился в Ханой на четыре дня, перед тем как вернуться домой.

Сложно представить, был бы Ханой иным, если бы США выиграли во Вьетнамской войне. Местные распивали «Пепси», закупались в магазинах под названиями «Dapper Dan», «Elle Fashion», «American Apparel», носили джинсы и одежду западного кроя, использовали латиницу и слушали по радио топ-40 лучших песен США. Они были преданными приверженцами свободного предпринимательства и капитализма. Где-то на своем пути Хо Ши Мин и генерал Во Нгуен Зяп превратились в Дональда Трампа и Билла Гейтса.

Я был в Южном Вьетнаме осенью 1965 года, когда США только собирались вступить в войну против сил Вьетконга, и, признаю, тогда я был за ввод наших войск. Мне понравились люди, которых я встретил на юге, и я наивно желал, чтобы они не были сломлены коммунистами с севера. Когда я слышал, как по ночам в отдалении бухают пушки на отшибе Сайгона, я даже думал вновь записаться в армию, вернуться к командованию своим взводом и победить вьетконговцев. Я не знал тогда и на протяжении еще многих лет, что наше правительство лгало нам, что люди всего Вьетнама предпочитали Хо Ши Мина, который вывел из страны французских колонизаторов и хотел создать единую современную страну. А США поддерживали у власти китайца-диктатора, который жаждал вернуться к феодальному обществу, несмотря на лицемерные речи о важности социальной справедливости.

После нескольких дней общения с жителями Ханоя, приятными, энергичными, трудолюбивыми капиталистами, я задумался, что же творилось у меня в голове в 1965 году и как же мы смогли начать эту бессмысленную войну…

Я сел в холле моего маленького отеля, который, к моему удивлению, был украшен голливудскими постерами фильмов «Апокалипсис сегодня», «Доброе утро, Вьетнам», «Тихий американец», «Цельнометаллическая оболочка» и «Высота “Гамбургер”», и вновь погрузился в раздумья…

Я посетил музей Вьетнамской революции и музей вьетнамской истории, оба убедительно демонстрировавшие, что вьетнамский национализм зародился около 1853 года, за много десятилетий до того, как идея коммунизма засияла в глазах Энгельса, и я задумался, как же такие умные парни, как Джон Кеннеди, Линдон Джонсон и Боб Макнамара, смогли повести себя таким глупым образом…

Я посетил тюрьму Хоа-Ло, печально известный «Ханойский Хилтон», и увидел камеры, где американские летчики сидели в кандалах и подвергались пыткам годами после того, как были подбиты при бомбардировке севера, и мне в голову снова полезли мрачные мысли…

Когда я с горечью оглянулся назад, мне стало очевидно, что наша страстная сосредоточенность на «холодной войне» и политика сдерживания в отношении России и Китая не дали нам заметить, что национальные революции, зародившиеся во Французском Индокитае, не были частью глобального коммунистического плана, а скорее были похожи на нашу собственную – американскую революцию, волевое выражение подавляемых желаний колонизованных народов, которые хотели освободиться от жестокого иностранного контроля и получить возможность самим определять свою судьбу. Мы бы сохранили множество жизней, избежали бы столь сильных разрушений и бедности, болезней и лишений, если бы лучше понимали и поддерживали эти справедливые, национальные, антиколониальные веяния и прислушивались бы к офицерам национального департамента, являвшимся экспертами по региону, вместо того чтобы утверждать, что их «соблазнил коммунизм».