Кэролайн Мисс - Анатомия духа. Семь ступеней к силе и исцелению

Скотт и Хелен достигли того состояния просветления, когда их личное решение может показаться противоречивым, но опять-таки вся их жизнь была противоречивой. Их способ свести счеты с жизнью испытывает родоплеменной запрет на насильственное вторжение в процесс умирания, а также религиозное убеждение, что наш смертный час ведом только Богу. Это вполне возможно, но что если мы способны понять, что нам пора, но не свободны связать себя этим знанием? Скотт пытался жить незаметно, был приверженцем истинных идеалов, и, возможно, именно поэтому он был достоин благодати и внутренний голос подсказал ему, когда пробил его час. Гниению и долгой болезни он предпочел свою интуицию и, уходя из жизни, до последней минуты находился в полном сознании. Разве это не есть путь к сознанию? Очевидно, сознательное умирание – это одно из многих блаженств, которые ниспосланы разумным людям.

Пока я работала над этой книгой, Хелен тоже покинула этот мир в сентябре 1995 года. У нее случился сердечный приступ за рулем. Она обещала мне, что уйдет из жизни не раньше, чем закончит свою следующую книгу. Она сдержала свое слово.

В родоплеменном сознании страх перед смертью настолько силен, что, наверное, сама смерть оказалась во власти суеверий. Мы должны помнить Скотта и Хелен не только потому, что эти люди расширили наше представление о самодостаточности, но и потому, что их вера в жизнь после смерти была абсолютной.

Согьял Ринпоче – знаменитый учитель и автор «Книги жизни и практики умирания» (М.: Золотой Век, 1997). Он стяжал мировую славу «смеющегося Ринпоче», так как буквально искрился юмором.

В 1984 году я встретилась с Согьялом в его доме в Париже. Я никогда не была в его обществе, но, разумеется, очень много читала о тибетских монахах и горела желанием убедиться в истинности прочитанного. Например, я читала, что многие тибетские мастера победили обычные законы времени и пространства, некоторые из них разгадали тайну левитации и могли бегать со скоростью шестьдесят пять километров в час. Кроме того, мне было известно, что всякий раз, когда тибетского монаха спрашивали в лоб, в чем его «сила», он неизменно уходил от ответа, предпочитая говорить о другом просветленном мастере.

На пути в резиденцию Согьяла я терзалась любопытством, что у нас будет на обед. Поскольку я не имела ни малейшего представления о тибетских обычаях, в голову приходили совершенно нелепые вещи: например, буду ли я медитировать несколько часов, прежде чем сесть за стол? Оказалось, что Согьял заказал еду в китайском ресторанчике, и мы ели ее прямо из картонок, сидя на полу его кабинета.

Как только обстановка стала благоприятствовать серьезной беседе, я спросила Согьяла: «Правда ли, что вы умеете левитировать?» Он рассмеялся, причем я скажу, что его смех был истерическим, а затем сказал: «О нет, только не я. Но мой учитель знал эту тайну». Потом я спросила: «Правда ли, что после медитативных практик вы научились бегать с необычайной быстротой?» И снова мой вопрос был встречен взрывом смеха, и снова он ответил: «О нет, только не я. Но мой учитель умел». Его ответы подтверждали прочитанное: когда тибетского монаха расспрашивают о его силе, он переводит разговор на своего учителя. Вдруг меня озарило, что если Согьял читает мои мысли и точно знает, какие книги я изучила и почему задаю такие вопросы. В итоге я сказала: «У меня нет больше вопросов. Вдруг вам захочется что-то мне рассказать?»

«Я хотел бы рассказать вам, как умирал мой учитель. Он созвал своих астрологов, попросил составить его карту и отметить на ней идеальное время, когда его дух должен покинуть энергии земли. Его дух был чрезвычайно силен, и он хотел оставить мир без нежелательных энергетических последствий. Может быть, вы не знаете таких вещей, но когда дух покидает землю, то все энергетическое поле меняется. Когда ее покидает очень сильный дух, то воздействие на землю еще значительнее. Итак, его астрологи назначили точный день и час его физической смерти. Потом он сказал своим ученикам, что в этот день и в этот час он уйдет из жизни. Так и случилось. Он медитировал с ними в свой последний день, благословил их, а потом закрыл глаза, и его душа покинула тело».

Я спросила Согьяла: может быть, его учитель решил умереть, так как был болен? И снова этот вопрос вызвал у Согьяла приступ гомерического хохота, и он спросил: «Болен? Да разве он был болен? Подобно тому, как мы рождаемся в предопределенный час, когда наша энергия приходит в этот мир, существует предопределенный час, когда мы должны покинуть этот мир. Мой учитель не был болен. Он был совершенным. Нам не следует умирать в мучениях и в болезнях. Его сознающий ум смог освободить дух от тела, не подвергаясь мукам физического угасания. Этот выбор доступен каждому».

Согиял описал состояние духовного мастерства как достижение уровня сознания, которому «неведом конфликт с Божественным», и на этом уровне человеческий выбор равносилен Божественному выбору. По словам Согьяла, его учитель пребывал в состоянии сознания, в котором проблемы выбора или убеждения, что один вариант выбора лучше другого, просто не существует. Как сказал Согьял, его учитель пришел к совершенству, когда всякий выбор будет верным. Он добавил, что его учитель явил собой пример жизни и умирания просветленного сознания.

Супруги Ниринги и Согьял Ринпоче приобщились к энергии объективного разума. Впрочем, описывая сознание на бумаге, мы упираемся в некие пределы, так как атрибуты духовности невыразимы. Как сказано в коане дзэн: «Если ты можешь сказать, что это такое, значит, это не оно».

Я очень хорошо помню профессора, которая познакомила меня с учениями буддизма и индуизма. На выпускном экзамене она вывезла нас, пятерых студентов, в отдаленный пансионат на выходные и озвучила следующие правила: не говорить без разрешения, не брать с собой никаких часов. Она будила студента посреди ночи, просила его принять позу йоги, а затем спрашивала: «Что скажет христианин о природе Бога? Что скажет буддист о природе реальности? В чем заключается истина вечной жизни? Что является целью этой жизни?» Вопросы требовали глубокого и всеохватывающего размышления. Она оценивала не качество ответов, а нашу заинтересованность тем или иным учением. Она чувствовала, что если одна истина завладела нашим вниманием больше прочих, значит, мы не выучили основной урок наших занятий: относительно высшей истины любая истина равноценна. «Культурная идентичность» истины иллюзорна. С точки зрения профессора, человеческое сознание предполагает поиск истины, свободной от социальных или культурных форм. Оглядываясь назад, я благодарна ей за то, что она заложила основу моих будущих экспериментов в области символического видения.