Мартин Писториус - В стране драконов. Удивительная жизнь Мартина Писториуса

Лицо склонившейся надо мной Миры было встревожено. Когда она нерешительно улыбнулась, я вдруг осознал, что другое человеческое существо, не связанное со мной ни узами крови, ни обязательствами, думает обо мне. И как бы я этому ни сопротивлялся, это осознание придавало мне сил. После этого я почти бессознательно начал обращать внимание на теплое отношение ко мне других людей: одна медсестра, сказавшая другой, что я ей нравлюсь, потому что я замечательный пациент; сиделка, смягчавшая мою раздраженную кожу, втирая в плечи лосьон, чтобы у меня не развивались пролежни; мужчина, который улыбнулся, проходя мимо меня, сидевшего в машине в тот день, когда я выписался из больницы. Все это случилось не одновременно, но, оглядываясь назад, я понимаю, что именно эти крохотные жесты доброты со стороны незнакомых людей были тем, что смогло восстановить узы, привязывавшие меня к миру.

Окончательно меня привязало к нему то, что случилось, когда я вернулся в свой стационар. Несмотря на все события, убеждавшие меня, что у меня есть свое место в этом мире, среди моих чувств преобладало разочарование: я не способен даже умереть как следует! Воздух наполнял мои легкие, я просыпался по утрам и засыпал по вечерам, я ел пищу, чтобы подкреплять свои силы, грелся на солнышке, точно растение, которому требуется уход. Я ничего не мог сделать, чтобы помешать людям поддерживать во мне жизнь.

Но однажды, когда я лежал в кресле-мешке, рядом со мной уселась сиделка. Она была новенькой, я не знал ее, но ее голос, когда она заговорила со мной, оказался мне немного знаком. Она взяла в ладони мою ногу, начала массировать ее, и я почувствовал, как она разминает мою уродливую, больную стопу ладонями, смягчая узлы и ослабляя напряжение. Я не мог поверить, что она по доброй воле пожелала коснуться меня, и это явилось одной из тех крохотных причин не отказываться от жизни наотрез.Может быть, я все же не настолько отвратителен, как думал раньше.

Потом я услышал знакомый треск расстегиваемой «молнии»: женщина раскрыла матерчатый пенал, полный бутылочек с маслами, которые она использовала для ароматерапии; она повсюду носила его с собой.

– Вот так, – проговорила она тихо, и аромат мяты наполнил воздух. – Я уверена, что так гораздо лучше, не правда ли? Почему бы нам с тобой не заняться твоей второй ногой? Давай проверим, может быть, у нас получится немного расслабить и ее.

Конечно, то была Вирна, и это был первый раз, когда она по-настоящему заговорила со мной. И именно этот момент позволил сложиться в единое целое всем остальным кусочкам головоломки. Я не понимал, что дарил мне каждый из этих незнакомцев, до тех пор, пока одна из них – Вирна – не коснулась моей скрюченной, искореженной, бесполезной конечности, заставляя меня осознать, что я не так уж ужасен. И именно тогда я понял, что, хотя родители снова и снова помогают нам, незнакомые люди тоже способны спасать нас – даже если они делают это, не осознавая собственных поступков.

Я знаю, что жизнь можно уничтожить в один миг:машина теряет управление на загруженном шоссе, доктор усаживает пациента, чтобы сообщить ему плохие новости, или любовное письмо отыскивается в таком месте, где адресат полагал его спрятанным навсегда. Все эти вещи могут разрушить мир человека в одно мгновение. Но может ли случиться прямо противоположное – может ли жизнь быть не разрушена, а создана за считаные секунды? Может ли мужчина увидеть перед собой лицо – и понять, что оно принадлежит женщине, с которой он проведет остаток своей жизни?

Она – из тех женщин, при взгляде на которых запоет сердце любого мужчины; и все же я уверен, что в ней есть нечто такое, что приводит в трепет одного меня.Я познакомился с ней месяц назад, в Новый год, когда Ким позвонила нам из Англии. Я поначалу не обращал особого внимания на разговор моих родителей с сестрой через веб-камеру, слышал только, как она знакомит их с подругами, с которыми проводила тот день. Но потом я повернул голову, увидел женщину с голубыми глазами, светлыми волосами и самой теплой улыбкой на свете – и мой мир переменился навсегда.

Она сидела между Ким и третьей женщиной, очень темной брюнеткой. Они хихикали, пытаясь все втроем уместиться в кадре.

– Это Даниэль, – сказала Ким, указывая на темноволосую. – А это Джоанна.

– Привет, Мартин, – сказали они в унисон.

По выговору я сразу же понял, что они обе родом из Южной Африки. Джоанна улыбнулась. Я улыбнулся в ответ.

– О-о-о, – протянула Даниэль. – Да он красавчик!

Мое лицо вспыхнуло румянцем, и вся троица снова рассмеялась. Потом Ким зачем-то отлучилась, и я остался наедине с Джоанной и Даниэль.

– Покажи нам свои руки! – попросила Даниэль. – Я – трудотерапевт, поэтому знаю, что у парней вроде тебя обычно великолепные руки.

Я почувствовал, как мое лицо еще сильней побагровело, и совершенно не представлял, что сказать.

– Как у вас дела, дамы? – написал я.

– Отлично, – отозвалась Даниэль. – А чем ты занимаешься сегодня?

– Работаю, как и во все остальные дни. Как отпраздновали Новый год?

– Весело. Мы ездили в Лондон. Было здорово.

Джоанна была молчаливее, чем Даниэль, но я видел, как ее глаза то и дело скользят в нижнюю часть экрана, когда я что-нибудь пишу. Она прислушивалась к каждому сказанному мной слову. Мне захотелось услышать ее голос.

– А как ты познакомилась с моей сестрой, Джоанна? – спросил я.

– Мы вместе работаем, – сказала она. – Я, как и Ким, социальный работник.

– Давно живешь в Соединенном Королевстве?

– Семь лет.

– И как тебе там, нравится?

– Да. Очень много работы, но мне нравится.

Она улыбалась, и мы начали болтать вдвоем. Ничего особенного, ничего сверхъестественного. Мы просто рассказывали о том, как прошло Рождество, какие зароки мы давали себе на Новый год, какая музыка нам нравится, какие фильмы мы хотели бы посмотреть. Даниэль потихоньку отошла от компьютера, мы продолжали разговаривать, но слова едва ли что-то значили в этом общении. Джоанна была красива, очень красива, и с ней легко было разговаривать: она смеялась, шутила, слушала то, что говорил я, и задавала вопросы. Было очень непривычно встретить человека, с которым я мог разговаривать с такой легкостью, и два часа пролетели незаметно.

– Я должен идти, – неохотно написал я, когда до меня дошло, что уже перевалило за полночь.

– Но почему? – спросила Джоанна. – Разве тебе не нравится со мной разговаривать?

О, как бы мне хотелось сказать ей, насколько мне это нравится!

– Мне завтра рано вставать, – написал я, не желая говорить, что отцу приходится укладывать меня в постель, а сейчас уже поздно и он хочет спать.