Иэн Келли - Вивьен Вествуд

Пожалуй, все серьезно закрутилось в 1971 году. Ну, когда я стала заниматься одеждой. На стадионе «Уэмбли» давали рок-концерт. Были Чак Берри, Литтл Ричард и Гэри Глиттер, и туда пришла куча тедди-боев из второй волны. Но им, тедди-боям, не понравился Гэри Глиттер, и началось сумасшествие: в него стали кидать банками из-под пива и чем попало. А мы тогда вложили деньги в футболки для концерта, а их никто не покупал. Катастрофа! Но уж раз мы не смогли их продать, то стали с ними экспериментировать. Делать в них дырки, все менять. Первое, что мы сделали: я сшила из некоторых футболок трусики. Их тоже плохо покупали, и тогда мы прикрепили к ним небольшие заклепки. И тут их стали покупать. В основном они были черные с белым рисунком, на котором было написано «Да здравствует рок», и спереди или сзади была маленькая фотография Литтла Ричарда. А на белых мы в итоге стали делать дырки. С футболками я еще вот что придумала: попыталась подшить рукава, чтобы они были подвернуты вверх, – и тут начался бум, все стали копировать наши футболки с завернутыми, как бы закатанными рукавами. Подворачивать их было довольно муторно. Но я такая… А потом мы взяли фотографии разных красоток в стиле пин-ап и тоже поместили их на футболки. Очень в стиле 50-х. Девушки а-ля Ракель Уэлч. Их вечно фотографировали в таких позах, будто они только что после кораблекрушения, будто выброшены на берег или оказались в каком-то еще бедственном положении. И вот мы брали картинки с этими красотками – помнишь, когда-то карточки такие были в пачках с сигаретами, – и клали их в пластиковый кармашек на футболке. В общем, мы проделывали дырки, покупали пластик, иногда даже цветной, и делали из него на футболках маленькие кармашки, а потом вырезали картинки из книг – в основном с красотками – и клали их туда. Так я и делала. Потом еще я помещала на футболки высказывания ситуационистов. Тогда мне они очень нравились, например неплохая фраза «Под брусчаткой пляж», ее мы поместили прямо поверх девушки с голой грудью и выпяченными губами. Затем проделали в футболке дырки, застрочили их цветными нитками, подвернули рукава, чтобы они облегали и казались маленькими – в стиле одежды 50-х, которую я мастерила.

Так что придуманный образ был частично образом тедди-герл, а частично – зачатком панка. Я не только шила подобные вещи, я их и носила – например короткие блузки без рукавов с небольшим вырезом-лодочкой и спереди на пуговках. Но потом, как видишь, все менялось, и нам приходилось придумывать что-то новое и переделывать. Покупателям перестала нравиться одежда, слишком напоминавшая 50-е, они хотели что-то в стиле 70-х или хотя бы новую интерпретацию прежних моделей, так что, помню, мы раскроили эти облегающие короткие блузки и сделали из них наряды в стиле «красоток 50-х» – скажем так, 50-х, но оказавшихся на необитаемом острове или вроде того. Будто изнасилованных. Да, так мы и сделали. А еще, помню, мы приклеивали на футболки крышки от бутылок, тогда были такие крышки, волнистые по краешку. В итоге мы поняли, что можно делать вещи, покрытые крышечками полностью. Кончилось тем, что мы стали прожигать футболки сигаретами и вырезать в них дыры. Их полагалось носить с велосипедками длиной три четверти. В общем, девушка выглядела в них как бродяжка на необитаемом острове.

Кингз-Роуд, 430, «SEX», 1974

Тогда же появились мои первые уличные бюстгальтеры! Я никогда не была в Пуэрто-Рико. Да и на самом деле ничего о нем не знаю. Но где-то я видела, что пуэрториканки носят лифчики на улице, надевают их с короткими шортами и банками из-под кока-колы вместо бигуди и прямо так идут в магазин. Так что у нас получился образ не просто бродяжки или изнасилованной женщины, но еще и бедной. Да, и еще: помню, когда мне было 15, я дружила с одной девушкой 24 лет, ее звали Марджори Нэйлор, она была ткачихой на хлопковой фабрике, так вот она носила бигуди весь день, и только когда вечером ходила куда-то развлекаться – если ходила, – то снимала их. Так что панк состоит из самых разных мотивов. Частью панк-образа была и одежда слишком большого или слишком маленького размера, как с чужого плеча. Поношенная одежда. Образ этот создавали и сами люди, у которых жизнь была тяжелее и переживаний больше, чем сейчас у нас. Я вижу это так: у бедных особый статус, это люди более опытные и, следовательно, их одежда несет на себе налет престижности. Бедняки были героическими людьми. Так что все упирается в жизненные истории».

Первые годы совместной работы Вивьен и Малкольма были необычайно плодотворными. В те годы зародился новый язык моды, в итоге не ограничившийся одним только панком: появились рваные и распоротые футболки, старые джинсы, копирование ретро и смешение стилей, слоганы, аппликации и бриколаж (прикрепление к одежде всякой всячины, как это делается в современном искусстве) – всего несколькими годами раньше такого и представить себе было нельзя. Пожалуй, вполне логично, что одни из самых интересных комментариев того, что тогда происходило, дает другой плод эффективного партнерства Вивьен и Малкольма – их сын. Джо Корр сам достиг невероятного успеха в мире моды, создав «Agent Provocateur» – марку эксклюзивного нижнего белья, название которому дало одно из любимых ситуационистских выражений его отца. Джо – ироничный и добродушный мужчина и в то же время осмотрительный и упрямый. За долгие годы работы на показах с матерью он сделался «парнем, с которым не захочешь связываться». Свои комментарии он сопровождает характерной ухмылкой: «Люди меня боятся, но я не страшный: я зарабатываю тем, что делаю трусики в рюшечках, а моя мама до сих пор подбирает мне одежду! Победа мамы и Малкольма состояла в том, что они нашли друг друга. И не важно, что произошло потом, пусть они сами в этом разбираются; но они изменили все, и трудно даже сказать, кто из них кого вдохновлял. Малкольм гениально умел управляться со средствами массовой информации и этим ситуационистским учением, которое позволяло ему быть своего рода антименеджером для мамы и делать все в парадоксальном ключе. Малкольм всегда интересовался идеями современного искусства, гораздо больше, чем когда-либо ими интересовалась Вивьен. Ее больше занимала техническая сторона вопроса, ей интересно было, как делаются вещи. Так что вот какую пару они собой представляли: Малкольм придумывал всякие идеи для выражений типа «Нет будущего» или «Деньги из хаоса», а Вивьен с ее техникой делала так, чтобы идея обрела графический облик и сделалась реальностью и чтобы ее можно было выразить в одежде, которую захотели бы носить, в вещи, которую надевают на тело. Но когда люди говорят, что Малкольм был их «идеологом», а Вивьен просто шила, – это вранье. Идеи – ничто, если они ни в чем не выражены. Думаю, ее идеи и то, как ей удавалось претворить их в жизнь, и дали жизнь панку. В какой-то мере Малкольм прекрасно осознавал ее роль, и это его пугало, он не любил признавать ее значимость. Думаю, он полностью все осознал, когда ушел от мамы – тогда-то он и понял, что кого-то другого, с кем он мог бы так плодотворно сотрудничать, ему не найти. Одной только Вивьен удавалось материализовать его идеи. Больше так никто не мог. Думаю, в этом вся правда о Малкольме и его несчастье».