Памела Друкерман - Французские дети не плюются едой. Секреты воспитания из Парижа

Любопытно, что Клотильда с нежностью вспоминает «большие глаза» – как и систему ограничений, в рамках которой применялся этот метод. «Она всегда очень четко давала понять, что можно, а что нельзя, – пишет она о своей матери. – Ей удавалось быть любящей мамой и внушать нам уважение, даже не повышая голос.»

А вот я часто повышаю голос на детей. Криком иногда удается заставить их почистить зубы или вымыть руки перед ужином, но я после этого чувствую себя ужасно, и атмосфера в доме стоит та еще.

Бывает, что и французы обращаются к детям на повышенных тонах. Однако они предпочитают наносить тактические удары, а не открывать сплошной огонь. Крик приберегают для совсем уж экстренных случаев, когда «донести мысль» больше никак не получается. Когда же я кричу на детей в парке или дома при гостях, французы всегда очень нервничают, словно стали свидетелями серьезного нарушения.

Американцы – и я в том числе – связывают понятие родительского авторитета с дисциплиной и наказанием. Французы о наказаниях не упоминают никогда. Они говорят об éducation – обучении детей. То есть, детей постепенно учат тому, что приемлемо, а что нет. Поскольку родитель выступает в роли учителя, а не полицейского, само общение детей и родителей окрашено в более спокойные тона. Когда Лео отказывается пользоваться взрослыми приборами за столом, представляю, что учу его пользоваться вилкой так же, как учила бы буквам алфавита. Так мне проще сохранять терпение и спокойствие. Мне больше не кажется, что меня не уважают, и я не сержусь, если он не подчиняется немедленно. Поскольку Лео чувствует, что напряжение уходит, он с большей охотой пробует воспользоваться вилкой. Я не кричу, и всем гораздо приятнее ужинать.

А еще я не сразу понимаю, что американцы и французы вкладывают разное значение в слово «строгость». Для американцев «строгий» человек тот, кто обладает полной властью, – на ум приходит суровый неулыбчивый воспитатель. Немногие мои знакомые американцы захотели бы наградить этим эпитетом самих себя. Зато почти все французы с гордостью называют себя строгими родителями. Однако подразумевают они совсем другое. Французы строги в том, что касается нескольких основных правил, и довольно либеральны во всем остальном. Это все та же система ограничений: жесткие рамки, но в их пределах – полная свобода.

«Ребенку нужно предоставить как можно больше свободы, не заставляя его соблюдать бессмысленные правила, – пишет Франсуаза Дольто в книге «Основные этапы детства». – Нужно оставить лишь правила, необходимые для его безопасности. По опыту – то есть попытавшись их нарушить – он поймет, что без правил не обойтись, что родители не станут насаждать их, лишь бы раздосадовать его.» Другими словами, строгость в ключевых моментах доказывает всего лишь, что родители действуют сообразно здравому смыслу, и дети в таком случае, скорее всего, будут слушаться.

Вполне в духе Дольто парижане из среднего класса признаются, что, как правило, не заводятся из-за маленьких детских шалостей – bêtises . Детям свойственно шалить.

– Если за все провинности ругать одинаково, как дети поймут, какие из них серьезные? – замечает моя подруга Эстер.

Но те же самые французы признаются, что есть нарушения, на которые нужно реагировать немедленно. «Запретные зоны» у всех разные. Но почти все мои знакомые французы отмечают, что никогда не стали бы терпеть неуважение к окружающим. Они имеют в виду необходимость говорить все эти bonjour, au revoir и merci , а также вежливое обращение к родителям и взрослым.

Под полным запретом находится и физическая агрессия. Детям американцев часто сходит с рук, когда они бьют своих родителей, хотя прекрасно знают, что это запрещено. Французы такого терпеть не станут. Однажды Бин ударила меня на глазах нашего соседа Паскаля, холостяка лет пятидесяти, ведущего довольно богемный образ жизни. Обычно Паскаль – милейшей души человек, но тут он прочитал суровую лекцию о том, что «так нельзя». Уверенность, с которой он произносил эту речь, меня просто восхитила. А Бин и вовсе оторопела от его слов.

Что касается отхода ко сну, тут можно видеть, как французы балансируют между строгостью и спокойным отношением. Например, некоторые родители говорят, что, когда приближается время спать, детям запрещено покидать свою комнату. Зато здесь они могут заниматься чем угодно.

Устанавливаю это правило у нас в доме, Бин оно очень нравится. Ее совсем не смущает тот факт, что она вынуждена сидеть в своей комнате. Она гордо повторяет:

– В своей комнате я могу делать, что хочу!

Обычно она играет немножко, читает и потихоньку засыпает сама.

Когда близнецам исполняется два года, и они переселяются из колыбелек в более «взрослые» кроватки, ввожу для них такое же правило. Они живут в одной комнате, поэтому ведут себя куда более шумно, чем Бин. Я только и слышу, как они гремят конструктором. Но если грохот не внушает опасения в их безопасности, к ним в комнату я не захожу. (Иногда, если уже поздно, а они по-прежнему бушуют, все-таки захожу и напоминаю: «Пора спать», а потом выключаю свет. Кажется, они не воспринимают это как нарушение принципа «в своей комнате делаю, что хочу». К тому моменту они обычно уже устают и без возражений забираются в кроватки.)

Что касается родительского авторитета, я склонна делить мир на черное и белое. Чтобы избавиться от такого восприятия, наведываюсь в гости к Даниэлю Марселли. Марселли возглавляет детское психиатрическое отделение большой клиники в Пуатье. Его перу принадлежит более десятка книг; последняя называется «Слушаться разрешено» ( Il est permis d’obéir ). Книга предназначена родителям – это размышление на тему родительской власти.

Марселли излагает свою точку зрения сложными предложениями, цитируя Ханну Арендт и изумляясь парадоксам. Его любимый парадокс: чтобы укрепить свой авторитет, родители должны почти все время соглашаться с детьми.

– Если вечно все запрещать, превращаешься в тирана, – объясняет Марселли за кофе с шоколадными конфетами. По его словам, весь смысл родительской власти в том, чтобы разрешать детям делать определенные вещи, а не препятствовать этому.

Марселли приводит пример: допустим, ребенок хочет апельсин, или стакан воды, или поиграть на компьютере. В традициях современного французского «либерального воспитания» ребенок должен спросить разрешения, прежде чем сделать это. Марселли одобряет такой подход, но замечает, что родители почти всегда должны отвечать: «Да, можно».

– Запрещать можно лишь изредка… нельзя трогать хрупкие вещи или делать что-то небезопасное. Но в целом задача родителя – научить ребенка спрашивать разрешения, прежде чем осуществить свое желание.