Софи Кинселла - Шопоголик среди звезд

Героически выдержав бесконечную череду роликов об анальгетиках, я наконец дожидаюсь появления Сейдж – на диване, рядом со сгорающей от любопытства Кэмберли. Но поначалу я едва не зеваю от скуки, поскольку Кэмберли подробно расспрашивает Сейдж о том, что произошло на церемонии, потом раз десять прокручивает уже навязший в зубах ролик и поминутно интересуется: «И что вы при этом почувствовали?»

Сейдж изображает мировую скорбь. Сыплет фразами вроде «меня предали», «я просто не понимаю, как Лоис могла» и «почему именно я?» – причем таким убитым голосом, что даже я чувствую наигранность.

После второй рекламной паузы к ним должна присоединиться Лоис. И хотя я знаю, что все это подстроено, сердце в предвкушении невольно бьется чаще. Что чувствует обычный зритель, даже представить боюсь. Да, телесобытие знаменательное.

Реклама обрывается, и в студию входит Лоис – в узких брючках-сигаретах, воздушной белой шелковой блузке – и с тем самым клатчем в руках! Услышав вырвавшийся у меня изумленный вздох, Джефф настороженно косится в зеркало заднего вида.

– Простите. Засмотрелась.

Сейдж и Лоис сверлят друг друга взглядами, словно соперничающие кошки, напряженно и без улыбки, только что искрами не сыплют. Камеры переключаются с одного крупного плана на другой. Кэмберли смотрит молча, прижав руку ко рту.

– Забирай свой клатч! – Лоис швыряет его на пол. Кэмберли подскакивает в ужасе, а я возмущенно взвизгиваю. Они так все стразы поцарапают!

– Зачем он мне сдался? – говорит Сейдж. – Оставь себе.

Нет, ну как это? Мне становится обидно. Прелестный ведь клатч. И кстати, деньги за него мне пока так никто и не отдал.

– Вы не виделись с той самой церемонии, – подается вперед Кэмберли.

– Да, – подтверждает Сейдж, не сводя глаз с Лоис.

– Зачем мне с ней видеться? – вторит та.

Мне вдруг надоедает весь этот цирк. Сейчас они всласть польют друг друга грязью, а потом, наверное, кинутся в объятия и разревутся.

– Приехали, – докладывает Джефф, притормаживая у обочины. – Будете досматривать шоу?

– Нет, спасибо.

Выключив телевизор, я выглядываю в окно, пытаясь сориентироваться. Вот оцинкованные ворота. Вот ряды домов-прицепов. Все на месте. Будем надеяться, что и ответы на наши загадки найдутся.

– Адрес правильный? – Джефф с сомнением смотрит сквозь лобовое стекло. – Уверены?

– Да, это здесь.

– Тогда, полагаю, лучше мне вас сопроводить, – решительно заявляет он, выходя из машины и открывая мне дверцу.

– Спасибо, Джефф!

Мне будет его не хватать.

На этот раз я, не оглядываясь по сторонам, иду прямо к номеру четыреста тридцать один. На двери по-прежнему приказ о выселении, а соседский трейлер заперт. За оконной рамой торчит моя визитка. Ну отлично. Значит, соседка так ее никому и не передала.

Около третьего по счету трейлера в том же ряду восседает какой-то старик, но обратиться к нему я не решаюсь. Во-первых, потому что он странно на меня пялится, а во-вторых, у него там на цепи громадная псина. Других соседей поблизости не видно. И что теперь делать? Я сажусь на пластиковый стул, зачем-то поставленный посреди дорожки, и тяжело вздыхаю.

– Вы кого-то хотели навестить? – спрашивает Джефф, до сих пор молча шествовавший за мной.

– Нет. То есть да, но его выселили. – Я киваю на прицепленный приказ. – Хочу выяснить, куда он переехал.

– Угу. – Джефф погружается в раздумья.

– Надеялась узнать у соседей. Может, он кому-то оставил свои координаты.

– Угу. А может, он внутри? Задняя дверь открыта.

Что? Мне такое даже в голову не пришло. Может, он вернулся? И папа сейчас с ним? Я, обрадовавшись, кидаюсь к трейлеру и колочу в дверь.

– Брент! Ау! Вы дома?

После секундной заминки дверь распахивается. Нет, это не Брент. Какая-то девушка. На вид старше меня, волнистые песочного цвета волосы, пирсинг в носу, веснушчатое обветренное лицо с неприветливыми светло-голубыми глазами. Из трейлера доносится запах тостов и негромкое «Проваливай!» Майкла Джексона.

– Что нужно? – спрашивает девица.

– Ой, здравствуйте. Простите за беспокойство.

Выскочившая из-за двери собачонка – джек-рассел-терьер в очаровательной лаймово-зеленой шлейке – принимается лизать мои пальцы сквозь босоножки.

– Прелесть! – Я наклоняюсь погладить песика. – Как его зовут?

– Скутер, – не двигаясь ни на миллиметр, роняет девица. – Что вам нужно?

– Ой. Простите. – Я с вежливой улыбкой выпрямляюсь и протягиваю руку. Девица настороженно ее пожимает. – Я ищу Брента Льюиса. Вы его не знаете, случайно?

– Это мой отец.

– Здорово! – облегченно выдыхаю я. – Они когда-то дружили с моим папой, и, кажется, папа отправился его искать, но я не знаю куда.

– А кто ваш отец?

– Грэм Блумвуд.

Она вздрагивает всем телом, словно я произнесла имя антихриста. Но взгляд не отводит. Он у нее такой жесткий, буравящий, что мне хочется поежиться. Что не так? Что я такого сказала?

– Ваш отец – Грэм Блумвуд? – наконец переспрашивает она.

– Да. Вы его знаете? – с опаской интересуюсь я.

– Позлорадствовать, значит, приехали, да?

Я впадаю в легкий ступор. О чем она?

– Злорадствовать? Нет. Почему я должна злорадствовать?

– А это с вами кто? – Ее буравящий взгляд вдруг упирается в Джеффа.

– А, это… – смущенно кашляю я. – Это мой телохранитель.

– Телохранитель. – Девица с горькой усмешкой качает головой. – Ну да, само собой.

Само собой? Почему «само собой»? Она меня первый раз видит…

Ой, получается, она меня узнала! Все-таки я знаменитость.

– Это после того скандала в эфире, – скромно вздыхаю я. – Статус обязывает заботиться о личной безопасности. Да вы, думаю, и сами понимаете.

Ей, наверное, автограф нужен, осеняет меня. Надо уже напечатать себе пачку фотопортретов, чтобы раздавать.

– Могу расписаться на салфетке, – предлагаю я. – Или просто на листке бумаги.

– Понятия не имею, о чем вы, – прежним тоном сообщает девица. – Я телевизор не смотрю. Вы известная, что ли?

– Э-э… – Я чувствую себя полной дурой. – Ясно. Мне показалось… То есть нет. Ну в смысле… – Сплошная пытка. – Послушайте, давайте поговорим?

– Поговорим? – передразнивает она с таким сарказмом, что я вздрагиваю. – Раньше надо было разговоры разговаривать, вам не кажется?

– Простите… – моргаю я. – Ничего не поняла. Что-то не так?

– Боже ж ты мой. – Она прикрывает глаза на секунду и делает глубокий вдох. – Валите уже отсюда со своим телохранителем, дизайнерскими туфельками и пустым чириканьем. Теперь понятно?

Меня все больше озадачивает этот непонятный обмен репликами. На что она злится? Я ее даже не знаю. Почему она решила, будто я приехала позлорадствовать?

И почему чириканьем? Я разве чирикаю?