Диана Гэблдон - Семь камней

– «Всегда внимательно следи за небом. Будь бдительным» – угу, правильно, это правило годится.

– «Высота позволяет взять инициативу в свои руки» – не в этом случае. Он будет лететь низко, под радаром и не будет ввязываться в бой. Впрочем, всегда будет вероятность, что его найдут. Если какой-нибудь немец увидит, что он летит в одиночку над Польшей, тогда лучший шанс на спасение – лететь прямо к солнцу и напасть оттуда. Эта мысль вызвала у него улыбку.

– «Встречай врага лицом к лицу». – Он фыркнул и согнул свое больное колено, нывшее от холода. Эх, если бы он увидел вовремя тот «мессер»!

– «Быстро принимай решения. Лучше действовать стремительно, даже если выбрал не лучшую тактику». – Уж это он быстро понял. Часто его тело действовало раньше, чем сознание регистрировало, что он что-то увидел. Сейчас высматривать нечего, да и от него это не требуется, но он все равно был настороже.

– «Никогда не лети по прямой более 30 секунд, когда находишься в зоне боевых действий». – Это точно не годится. Ему как раз придется летать прямо и ровно. И медленно.

– «Если пикируешь на противника, старайся, чтобы твоя эскадрилья была сверху и могла вовремя тебя прикрыть». – Не годится, у него не будет эскадрильи – и при мысли об этом он похолодел. Он будет совершенно один, и в случае неприятностей никто не придет ему на помощь.

– «ИНИЦИАТИВА, НАПОР, ДИСЦИПЛИНА и ВЗАИМОВЫРУЧКА – вот то, что имеет ЗНАЧЕНИЕ в воздушном бою». – Да, точно. Там они важны. А что важнее всего в разведке? Незаметность, скорость и – черт побери! – удача. Вот так точнее. Он тяжело вздохнул и нырнул, прокричав последнее из Десяти правил так, что оно эхом отразилась от плексигласа фонаря.

– «Быстро напал – нанес удар – ВЫШЕЛ ИЗ БОЯ!»

Говорят, что шея у пилота должна быть резиновая, но Джерри обычно заканчивал день полетов с таким ощущением, будто он закован в гипс от лопаток и выше. Он наклонил голову и стал свирепо растирать затылок, борясь с нараставшей болью. Он тренировался с рассвета, а уже близились сумерки. «Пилотам нужна шея на подшипниках», – подумал он. Надо добавить их к стандартному списку оборудования. Он тряхнул головой, словно мокрая собака, сгорбил со стоном плечи и снова стал сканировать вокруг себя небо сектор за сектором, все триста шестьдесят градусов. Каждый пилот делает это с религиозной истовостью, каждое мгновение. Ведь у всех только одна жизнь.

На прощанье Долли дала ему белый шелковый шарф. Он не знал, как она ухитрилась найти на него деньги, и она не позволила ему спрашивать, просто надела ему шарф под летную куртку. Кто-то сказал ей, что все пилоты «Спитфайров» носят такие, чтобы не натирать шею воротом, и она решила, что у него тоже должен быть шелковый шарф. Джерри вспомнил ласковое прикосновение ее пальцев, когда она надевала ему свой подарок, и поскорее прогнал эту мысль. Последнее, что ты можешь себе позволить в небе, – это думать о жене, если рассчитываешь когда-нибудь вернуться к ней. А он собирался вернуться.

Где же тот засранец? Отстал?

Нет, не отстал. Темное пятно выскочило из-за облака прямо над его левым плечом и нацелилось на хвост самолета Джерри. Джерри резко вывернулся, ввинтился высокой спиралью в то же облако. Тот гнался за ним, словно вонь за говном. Несколько мгновений они играли в догонялки, то выскакивая из облака, то ныряя в него – у Джерри было преимущество в высоте, он мог выполнить трюк появления из солнца, если бы солнце было, но осенью в Нортумберленде солнца не видишь неделями…

Ушел. Он слышал рокот того самолета – или ему показалось. Трудно сказать из-за шума собственного мотора. Ушел, его не было там, где он должен был находиться, по расчетам Джерри.

– О, вот ты как, да? – Джерри продолжал сканировать небо, по десять градусов каждую секунду – только так он мог быть уверен, что не пропустил ничего… Мелькнуло что-то темное, и сердце пилота дернулось вместе с его рукой. Вверх и прочь. Черное пятно пропало, но он продолжал набирать высоту, теперь медленнее, глядя по сторонам. Не стоит спускаться слишком низко, и он хотел сохранить высоту…

Облака были тут редкие, просто летящие волны тумана, но постепенно они густели. Джерри увидел, как с запада медленно надвигался облачный фронт, но он был пока еще далеко. Было холодно, его лицо застыло. Может, оно обледенеет, если он взлетит слишком высо… Вот.

Второй самолет был ближе и выше, чем он ожидал. Пилот заметил его в тот же момент и с ревом помчался на него сверху, он был уже слишком близко, чтобы Джерри мог увернуться. Он и не пытался.

– Угу, подожди у меня, маленький засранец, – пробормотал он, держа руку на ручке управления. Секунда, две – и он отжал ручку почти до самых яиц, резко рванул ее влево, аккуратно перевернулся и ушел от нападения длинными петлями из бочек.

Радио затрещало, и он услышал, как Пол Ракоши фыркнул в свой волосатый нос:

– Kurwa twoja mac! Где ты научился этому, шотландский засранец?

– У мамкиной титьки, dupek , – усмехнулся он. – Поставь мне выпить, и я научу тебя.

Взрыв статики заглушил концовку грязной польской фразы, и Ракоши улетел, помахав на прощанье крыльями. А, ладно. Хватит порхать, пора вернуться к чертовым камерам.

Джерри покрутил головой, плечами и потянулся как мог в пределах кокпита второго – тут появились незначительные улучшения по сравнению со «Спитфайром I», но просторнее не стало… Джерри поглядел на крылья, нет ли льда – нет, все нормально, – и полетел дальше.

Беспокоиться было слишком рано, но его правая рука нашла кнопки, управлявшие камерами. Его пальцы шарили по ним, проверяли, перепроверяли. Он пытался привыкнуть к ним, но они были не такие, как спусковой механизм пушек; он пока еще не сумел подсоединить их к своим рефлексам. Не нравилось ему и ощущение. Крошечные штучки вроде клавиш пишущей машинки, не то что упругий металл пушек.

Кнопки под левую руку в кокпите лишь со вчерашнего дня, до этого он летал с кнопками справа. Было много дискуссий со спецами по полетам и из МИ-6 – оставить ли их справа, как он уже привык, либо поменять сторону из-за того, что он левша. Когда наконец спросили у него, чего он хочет, было уже слишком поздно что-то менять. Вот ему и пришлось полетать сегодня лишние часы, чтобы привыкнуть к новому расположению.

Так, вот нужное место. Стена Адриана. Серая бугристая линия, прорезавшая желтоватые поля Нортумберленда словно перфорация, как будто можно было разорвать по этой линии ландшафт, отделив север от юга так же легко и просто, как листок бумаги. Наверняка император Адриан мечтал, чтобы это было так легко, с усмешкой подумал Джерри, пролетая вдоль линии древней стены.

Камеры издавали громкие щелчки, когда снимали. Щелк-щелк, щелк-щелк! Окей, скольжу, крен на правое крыло, снижаюсь… щелк-щелк, щелк-щелк … Не нравился ему этот звук, не было от него удовлетворения, не то что от отрывистого брррпт ! его пушек. Все время ощущение, будто что-то не так, будто барахлит мотор… Угу, вот и его нынешняя цель появилась.