Маргерит Кэй - Незнакомцы у алтаря

– И все равно, – не сдавалась Эйнзли, – с моей стороны будет совершенно неправильно использовать Иннеса только для того, чтобы приобрести опыт, который позволит мадам Гере с полным знанием дела просвещать своих подписчиц!

– Ты дашь советы, которые изменят к лучшему жизнь несчастных, измученных женщин. – Фелисити похлопала по стопке писем. – Разве не для того мы с тобой все затевали?

– Перестань. Тебе не удастся вызвать у меня чувство вины, чтобы я… Перестань, и все, Фелисити. Знаешь, иногда мне кажется, что как редактор ты в самом деле безжалостная, а не притворяешься такой.

– Поверь, мне часто приходится забывать о жалости, ведь и я тоже просто женщина. Но сейчас мы говорим о тебе, Эйнзли. Согласна, будет неправильно, если в постели ты будешь только лежать и думать о Шотландии ради мадам Геры и ее клиенток. Хотя надеюсь, что ты собираешься не просто лежать на спине и думать о Шотландии.

– Фелисити!

– Радость и удовольствие, дорогая моя, требуют соучастия. – Подруга снова лукаво улыбнулась. – Вот видишь, теперь ты заинтригована и можешь признаться, что поступаешь так не только ради мадам Геры, но и ради себя самой. Признайся, ведь тебя тянет к нему!

– Да. Нет. Повторяю, все не…

– Ну да, ни о чем таком вы не договаривались. Я уже слышала. По-моему, ты слишком бурно возражаешь!

– Но ты одобряешь мое решение? – встревоженно спросила Эйнзли.

Фелисити снова взяла карандаш и начала накручивать на него прядь волос.

– Я одобряю все, что сделает тебя счастливой. Когда свадьба?

– Первое оглашение в воскресенье. Свадьба сразу после последнего оглашения, через три недели. Ты придешь, Фелисити? Мне бы хотелось, чтобы ты была рядом.

– Обещай, что, если ты будешь несчастна в этом замке Строун-Бридж, ты вернешься сюда, пусть даже тебе покажется, что ты не выполнила взятые на себя обязательства.

– Обещаю.

Фелисити встала.

– Тогда я буду твоей подружкой, если хочешь. – Она протянула Эйнзли связку писем. – Начни с них. Я набросаю рекламу, мы разместим ее рядом с колонкой мадам Геры, и я пошлю тебе извещение об условиях, как только согласую их. Ты расскажешь горцу о своем альтер эго?

– Ни в коем случае! Разумеется, нет, особенно если я собираюсь… Он еще подумает…

Фелисити радостно расхохоталась:

– Вижу, я дала тебе пищу для размышлений! С нетерпением жду результатов… я имею в виду, писем мадам Геры. – Она крепко обняла Эйнзли. – Желаю тебе удачи. Напишешь мне из замка?

Эйнзли шмыгнула носом, поцеловала подругу в щеку.

– Тебе еще надоест получать от меня весточки. – Она сунула письма в папку, набитую счетами, которые она должна была передать мистеру Балларду, адвокату Иннеса.

– И последнее, – окликнула ее Фелисити. – Спорим на пять фунтов, если твой горец узнает, что мадам Гера – это ты, он не разозлится и не обидится, а, наоборот, охотно поможет тебе отвечать на особенно сложные вопросы?

– Поскольку я позабочусь о том, чтобы он ничего не узнал, ты проиграешь. – Рассмеявшись, Эйнзли закрыла за собой дверь.

«Дорогая мадам Гера!

Вот уже три месяца я замужем; социальный статус моего мужа значительно выше моего. Я переехала из маленького дома всего с двумя слугами в огромный замок с дворецким и экономкой; по утрам я часто захожу в тупик, так как не могу запомнить, кого и о чем полагается просить. Муж предлагает обращаться за советами к его матери, но она, очевидно, считает, что он совершил мезальянс, женившись на мне, и мои просьбы о помощи расценит как лишнее подтверждение своим мыслям. Не сомневаюсь, экономка докладывает свекрови о каждой моей оплошности в домашних делах. На прошлой неделе, когда я совершила страшный грех, попросив вторую горничную принести мне чай, экономка выговаривала мне, как ребенку. Оказывается, подобные просьбы следовало передавать через лакея! Кроме того, мне не следует просить чай вне обычного времени, хотя я понятия не имею, какое время для чаепития она считает «обычным».

Я люблю мужа, но в новом доме все постоянно дают мне понять, что я выскочка, а я не смею ему пожаловаться, потому что боюсь, он начнет относиться ко мне так же, как его мать. Мне бы очень хотелось записаться в какое-то подобие школы для молодых жен… Пожалуйста, посоветуйте, что мне делать, потому что иногда мне кажется, что из экономки вышла бы лучшая жена для моего мужа, чем я. Робкая Мышка».

На западном побережье Шотландии было холодно.

Несмотря на то что день выдался солнечным, в заливе у Рубодаха задувал сильный ветер. Иннеса пробирала дрожь; он поднял воротник своего толстого пальто. Он уже забыл, как здесь ветрено! А ведь на воде будет еще холоднее. Эйнзли сидела на шляпной картонке в нескольких шагах от него и читала письмо, кутаясь в дорожный плащ и время от времени любуясь красивыми видами. Последние недели дел у них было столько, что времени на общение не хватало. Они едва успевали обменяться парой слов. Несколько дней назад, когда они стояли у алтаря, Эйнзли показалась Иннесу почти такой же незнакомкой, как в тот день, когда он сделал ей предложение. И вот вскоре они окажутся в Строун-Бридж и должны будут изображать счастливых молодоженов.

Постепенно в нем разрастался ужас, подобный тому, что он испытал в тот день, когда узнал о смерти отца. Его глубоко оскорбили и возмутили условия получения наследства. Когда же Эйнзли согласилась выйти за него замуж, он немного успокоился. Иннес почти забыл об этом, пока они занимались приготовлениями к свадьбе и давали брачные обеты. Но в карете из Эдинбурга в Глазго его настроение испортилось.

Ему стало еще хуже на пароходе «Ротсей касл», который доставил их на остров Бьют. Сегодня они переправились из Ротсея на северную оконечность острова, и ему вдруг стало совсем тошно. Его охватило странное, но невероятно сильное желание развернуться и убежать, не останавливаясь, как он он уже сделал четырнадцать лет назад.

Он – Иннес Драммонд, человек, который всего в жизни добился сам: нажил состояние и заработал имя в той области, которую называл своей. Он неплохо строит мосты. Он умеет решать сложные задачи, делая невозможное возможным. И все же, стоя на галечном берегу залива Рубодах, он чувствовал себя так, будто его достижения не имеют никакого значения.

Он – всего лишь второй, младший сын, выскочка, который не имел никакого права возвращаться в Строун-Бридж и притязать на владения отца. Он не сомневался: стоит им переправиться на тот берег, как оживут воспоминания о брате, которые он так долго подавлял. В Строун-Бридж невозможно не чувствовать отсутствия Малколма, забыть о том, что он умер. Внутри у него все сжималось от чувства вины. Словно в душе его разрастался тяжелый, холодный ком. Он не имеет никакого права здесь находиться. Иннес боялся, что, когда приедет, обитатели Строун-Бридж сразу вычислят обман, и все его достижения окажутся бесполезными. Он – самозванец, узурпатор.