Дженнифер Ли Арментроут - Лаксены. Начало (сборник)

Кэт лгала мне.

Адам погиб.

Ди была почти уничтожена.

МО могло постучаться в нашу дверь в любую минуту, и я все еще не имел ни малейшего представления о том, где находился Доусон, но при этом единственное, о чем я мог сейчас думать, единственное, что меня действительно заботило, – это то, что говорила Кэт. Она призналась, что никогда не чувствовала ничего подобного ни к кому другому. Что рядом со мной у нее сбивалось дыхание, и она чувствовала себя живой. Она говорила о своих чувствах ко мне.

– Только все это уже не имеет никакого значения, – продолжала она глухим голосом, – потому что я знаю, что сейчас ты по-настоящему меня ненавидишь. Я понимаю это. Поверь, я бы многое отдала, чтобы повернуть время вспять и все изменить, но…

Я оказался возле нее быстрее, чем она смогла бы заметить. Мой голос был сиплым, когда я выдохнул, вглядываясь в ее лицо:

– Я никогда не мог тебя ненавидеть, Кэт.

Она моргнула, и… боже, если она сейчас начнет плакать, я просто не смогу этого вынести.

– Но…

– И я не ненавижу тебя сейчас, Кэт. – Наши взгляды сомкнулись, и ее глаза заблестели от слез. – Я злюсь на тебя… на себя. Злюсь настолько, что могу чувствовать вкус своей ярости. Мне до смерти хочется отыскать Блейка и переломать ему кости, но… знаешь, о чем я думал весь вчерашний день? Всю ночь? Единственная мысль, от которой я не мог избавиться, невзирая на всю свою злость по отношению к тебе?

– Нет, – прошептала она.

Мою грудь сдавило от самых противоречивых чувств:

– Я думал о том, насколько сильно мне повезло, что та, которую я никогда не мог выкинуть из своей головы… та, которая значит для меня больше, чем я мог когда-либо вынести… эта девушка все еще жива. Она все еще здесь. И это ты.

Слезы покатились вниз по ее щекам:

– Что… это значит?

– На самом деле я не знаю. – Я осторожно вытер влагу с ее щек. – Я не знаю, что принесет нам завтрашний день и какими мы будем год спустя. Черт, мы можем вообще закончить тем, что убьем друг друга на следующей неделе из-за какой-то мелочи. Возможно многое. Все, что я знаю точно, мои чувства к тебе не денутся никуда.

Слезы еще сильнее покатились по ее лицу, и я вдруг почувствовал. Склонив голову, я начал поцелуями осушать ее влажные щеки до тех пор, пока мне стало этого недостаточно и мне захотелось почувствовать ее вкус. Я поцеловал ее, и ее губы оказались настолько податливыми, что у меня вырвался гортанный рык.

Но Кэт вдруг отстранилась.

– Как ты можешь все еще хотеть меня?

Я прижался к ее лбу своим.

– О, я все еще хочу тебя задушить. Но, видно, я ненормальный. Ты тоже не подарок. Может быть, весь секрет именно в этом. Мы просто очень похожи.

– В этом нет совершенно никакой логики.

– Есть. По крайней мере, для меня. – Я снова ее поцеловал. Я нуждался в этом. – Возможно, это как-то связано с тем, что ты наконец призналась в том, что влюблена в меня – сильно и навсегда.

У нее вырвался слабый неустойчивый смех:

– Я определенно в этом не признавалась.

– Не столь красноречиво, конечно, но мы оба знаем, что это правда. И мне этого достаточно.

– Правда? – Она закрыла свои красивые дымчато-серые глаза, и все, о чем я мог думать в этот момент, – это как я был благодарен за то, что она не погибла.

Черт, я превращался в сентиментального идиота.

Только… мне было почему-то все равно.

– Ты чувствуешь то же самое? – спросила она, подняв ресницы.

В ответ я притянул ее губы к своим и поцеловал ее снова… и снова. Касаться ее было все равно что касаться Источника: мне казалось, что молнии вспыхивали в моей душе. Я целовал ее, и в пространстве не осталось ни меня, ни ее. Оставались только мы , но и этого было недостаточно… никогда не было достаточно.

Я что-то делал, даже не осознавая этого. Следующее, что выхватило мое сознание, – это то, что мы сидели на кровати, и она была там, где мне этого хотелось, – на моих коленях. А потом она оказалась рядом со мной на постели, и мое сердце совершало в груди безумные вещи. Это было так по-человечески, но, как ни странно, это происходило.

Ее грудь тяжело вздымалась:

– Это не меняет ничего из того, что я натворила. Это все еще остается моей виной.

Прижав ладонь к ее груди, я придвинулся к ней еще ближе, так, словно был с ней связан. Мне хотелось быть связанным всеми возможными способами.

– Это не только твоя вина, Кэт. Вина лежит на всех нас. Мы в этом апокалипсисе вместе. И нам вместе придется пережить то, что ждет нас впереди.

– Нам?

Я кивнул, расстегивая пуговицы на ее свитере. Некоторые из них были застегнуты неправильно, и я невольно рассмеялся. Только она могла даже в такой ситуации выглядеть абсолютно сексапильно.

Кэт приподняла руки, чтобы помочь мне избавиться от этой чертовой вещи. Хорошо. Она не сопротивлялась тому, куда нас это вело.

– И что… для тебя в действительности означает понятие «мы»?

– Ты и я. – Я опустился ниже, чтобы снять с нее ботинки. – И никого больше.

Ее щеки порозовели. Она избавилась от носков и снова легла на кровать, не сводя с меня затуманенного взгляда. Боже, на ней все еще оставалось слишком много одежды.

– Мне в общем… нравится такое определение.

– В общем? – Черта с два. Моя рука скользнула вниз по ее животу к краю тонкой рубашки, а потом под рубашку. Меня сводило с ума ощущение ее шелковой кожи под моими пальцами. – «В общем» – недостаточно, Котенок.

– Хорошо. Мне это нравится.

– И мне тоже. – Я склонился к ней, медленно ее целуя. – Могу поспорить, ты без ума от этого.

Ее губы дрогнули в полуулыбке:

– Так и есть.

Чертов спазм снова сдавил мое сердце так, словно кто-то наотмашь ударил меня в грудь, но это ощущение, как ни странно, было приятным. Как можно считать удар в грудь приятным ощущением, оставалось вне пределов моего понимания, но мне это даже нравилось.

Гортанный звук, вырвавшийся из моего горла, мог скорее принадлежать зверю, нежели человеку или Лаксену. Я целовал ее влажные щеки, а она рассказывала мне обо всем, что делал или говорил Блейк, и я снова и снова хотел его убить, но… единственное, что прямо сейчас действительно имело значение, – это сама Кэт и то, что мы с ней были вместе.

Между поцелуями, которые разбивали меня на тысячи осколков и снова собирали воедино, я рассказал ей о том, чего никогда и никому не говорил раньше. Как сходил с ума после известия о смерти Доусона и какую надежду почувствовал, узнав, что он все еще жив. Я рассказал ей о том, как сильно хотел, чтобы мои родители были живы, и как порой ненавидел груз ответственности за происходящее. А еще я признался, как сильно ревновал, когда видел ее рядом с Блейком.

Все, что я испытывал к ней, проявлялось в каждом моем прикосновении к ее хрупкому чувственному телу, в каждом моем слове. Каждый вздох и стон, срывавшиеся с ее губ, все сильнее и сильнее затягивали меня в ее сети.