Джудит Макнот - Уитни, любимая

– Ты болел, дорогой? Выглядишь просто ужасно.

– Благодарю, – сухо ответствовал он, – я тоже в восторге оттого, что вижу тебя.

– Ну конечно, я очень рада тебе, – засмеявшись, возразила герцогиня. – Просто хотела бы видеть своего сына здоровым и веселым.

И, прекратив неприятный разговор жизнерадостным взмахом руки, Алисия заставила сына сесть рядом с собой на диван, по-прежнему обеспокоенно рассматривая его осунувшееся лицо.

– Стивен просто в восторге от перспективы провести с тобой целых две недели! Планирует балы, вечеринки и уже сейчас находится в дороге с большой компанией гостей. Сомневаюсь, чтобы ты нашел здесь мир и покой, и если именно за этим приехал, боюсь, тебя ждет неприятный сюрприз.

– Это не важно, – мрачно бросил Клейтон и, встав, подошел к маленькому столику и налил себе полный бокал виски.

– Где этот негодяй, из-за которого мне выпало родиться всего-навсего нищим младшим сыном? – окликнул с порога Стивен Уэстморленд. Войдя в салон, он подмигнул матери и дружески сжал руку Клейтона. В холле уже слышался гул голосов, и Стивен, кивком показав на дверь, пошутил: – Я уже устал, дорогой братец, изобретать причины твоего отсутствия да еще объяснять их лондонским красавицам, так что привез некоторых сюда с собой, как ты скоро сам увидишь.

– Чудесно.

Клейтон равнодушно пожал плечами.

Голубые глаза Стивена едва заметно сощурились, подчеркнув сходство между братьями. Как и Клейтон, Стивен был темноволосым и высоким, хотя и лишенным ауры властной силы, окружавшей Клейтона. Стивен, однако, казался куда доступнее и дружелюбнее и, как считал свет, в полной мере обладал знаменитым обаянием Уэстморлендов. Кроме того, несмотря на жалобы, он имел собственное большое состояние и с радостью переложил многочисленные обязанности, неизменную принадлежность герцогского титула, на широкие плечи брата.

Подвергнув Клейтона короткому, но тщательному осмотру, Стивен объявил:

– Выглядишь ты просто отвратительно, Клейтон. Прошу прощения, мама, – с извиняющейся улыбкой добавил он, обращаясь к матери.

– Ты прав, – кивнула герцогиня, – я сама ему об этом говорила.

– Ты сказала, что он чертовски плохо выглядит? – поддразнил Стивен, запоздало целуя в знак приветствия унизанную кольцами руку матери.

– Должно быть, это семейная черта, – язвительно заметил Клейтон, – пренебрегать правилами приличия и высказывать нелицеприятные замечания. Здравствуй, Стивен.

Уже через несколько минут Клейтон, сославшись на усталость, извинился и поднялся к себе. Как только за старшим сыном закрылась дверь, леди Уэстморленд решительно шагнула к младшему.

– Стивен, не можешь ли ты узнать, что его тревожит?

Однако тот решительно покачал головой:

– Клей не позволит никому вмешиваться в свои дела, и ты знаешь это так же хорошо, как и я, дорогая. Кроме того, он, возможно, всего-навсего утомлен и ничего больше.

Но несмотря на эти слова, последующие две недели Стивен исподтишка пристально наблюдал за Клейтоном. Днем гости и хозяева катались верхом, охотились и ездили в ближайший городок прогуляться и обойти местные лавки. Но единственным развлечением Клейтона оставалась верховая езда, однако он безжалостно погонял коня, заставляя его прыгать через немыслимые препятствия, и мчался вперед с дерзким безрассудством, явно рискуя жизнью, что вызывало в Стивене неподдельную тревогу.

Вечера были заполнены великолепными пиршествами, остроумными беседами, игрой в вист и бильярд и вполне естественным флиртом, от которого трудно удержаться в обществе, состоявшем из семи молодых прелестных женщин и семерых холостяков, каждый из которых мог по праву считаться завидным женихом.

Клейтон выполнял обязанности хозяина с обычным небрежным изяществом, и Стивен каждый вечер изумленно наблюдал, как женщины бесстыдно кокетничают с ним, делая все возможное в пределах приличий (а часто и за пределами), чтобы привлечь его внимание. Иногда лицо Клейтона озарялось прежней ленивой улыбкой при каком-нибудь остроумном замечании одной из женщин, но глаза по-прежнему оставались печальными.

Прошло уже двенадцать из четырнадцати дней, и гости собирались уезжать на следующее утро. Вечером все собрались в гостиной, и пристальный взгляд Стивена с неизменной тревогой постоянно останавливался на Клейтоне.

– По-моему, мы надоели вашему брату, – заметила Дженет Кембридж, игриво кивнув на стоявшего в одиночестве у окна Клейтона.

Клейтон услышал Дженет, чего она, впрочем, и добивалась, однако не подумал галантно разуверить ее в столь нелестном мнении и даже не повернулся от окна, чтобы подарить ей комплимент, на что рассчитывала Дженет. Подняв бокал, он сделал большой глоток бренди, наблюдая, как низко нависший туман клубится и растворяется в темноте. Как было бы прекрасно, если бы туман сомкнулся над ним, унес тяжелые мысли, воспоминания и скорбь.

Клейтон увидел отражение Дженет Кембридж в оконном стекле и услышал ее низкий гортанный смех. Всего несколько месяцев назад он наслаждался ее чувственной красотой и призывной улыбкой. Но сейчас… в ней просто чего-то не хватало. Глаза не переливаются зеленью индийского нефрита. Она не смотрит на него дразнящим, оценивающе дерзким взглядом, не трепещет в его объятиях, охваченная приливом пробуждающегося желания и странными, непонятными ей эмоциями. Дженет слишком доступна, слишком рвется угодить, как, впрочем, и другие женщины. Они не спорили с ним, не вступали в словесные сражения и не отталкивали его с неизменным упорством. Они не были изменчивыми, живыми и жизнерадостными, остроумными и искренними. Они не были… Уитни.

Он осушил бокал, чтобы заглушить боль, ударившую в сердце, когда он мысленно произнес это имя. Что она делает сейчас? Готовится к свадьбе с Севарином? Или с Дю Биллем? Дю Билль в Лондоне, он способен утешить ее, заставить смеяться и радоваться, забыть обо всем. Дю Билль больше подходит Уитни, решил Клейтон, задыхаясь от нестерпимой муки. Севарин слабый, никчемный человек, а Дю Билль умен, красив и богат. Кроме того, никто не сможет отрицать, что он – настоящий мужчина, сильный и мужественный. Клейтон всем сердцем надеялся, что Уитни выберет француза. Нет… половиной сердца. Другая половина разрывалась при мысли о том, что Уитни станет женой другого.

Он продолжал терзать себя, вспоминая, как она шепнула в тот вечер: «Я собиралась сказать, что выйду за вас замуж».

И он, жалкий ублюдок, высмеял ее! Злобно, намеренно холодно украл ее невинность. И когда все-таки нашел в себе мужество отстраниться, она обняла его и заплакала. О Иисусе, он фактически изнасиловал ее, а она рыдала у него на груди.

Клейтон с усилием заставил себя не думать о той ночи. Он предпочитал более утонченную пытку и поэтому изводил себя воспоминаниями о счастливых мгновениях вместе с Уитни: вот она беспечно усмехнулась ему на старте перед скачками, как раз за мгновение до выстрела пистолета. «Если согласитесь последовать за мной, охотно покажу вам дорогу».