Пенелопа Дуглас - До тебя

– До скорого, Джаред.

Я моргнул и повернулся. Ко мне обращался Бен, а Тэйт была с ним.

Она смотрела на меня словно на пустое место. Так, будто я не был для нее центром всего, как она для меня.

Я сунул руки в карманы толстовки, чтобы они не увидели, как я сжал их в кулаки. На людях я постоянно делал так. Это был мой способ держать эмоции в узде, чтобы никто не заметил, что клокочет у меня внутри.

Я сжал зубы. Тэйт уже не может причинить мне боль.

Но воздух, выходивший из моих ноздрей, был раскаленным, когда я смотрел, как они удаляются по коридору.

Она уходила с ним.

Только что она ткнула меня носом в мое же дерьмо.

Она продолжала жить дальше, а я нет.

И я сжал кулаки еще сильнее, пока пальцы не заныли.

– Подбросишь?

Я напряг челюсть – отчаяние грозило превратиться в ярость.

Мне даже не нужно было поворачиваться, чтобы понять, что это Пайпер.

Последние дни я думал о ней меньше всего, и мне хотелось, чтобы она поняла намек и отстала.

Но потом я вспомнил, что кое для чего она все же хороша.

– Не разговаривай. – Я резко развернулся и, схватив Пайпер за руку, потащил в ближайший туалет, даже не глядя на нее. Мне нужно было снять напряжение, а Пайпер знала «что и как». Она была как вода. Принимала форму той емкости, в которую попадала. Она не бросала мне вызов, не предъявляла претензий. Она просто была рядом, только руку протяни.

Занятия уже закончились. В туалете было пусто, когда я вломился в кабинку, плюхнулся на опущенную крышку унитаза и усадил Пайпер себе на колени. Она вроде захихикала, но, по правде говоря, мне было плевать, кто она, где я и застукает ли нас кто-нибудь. Мне нужно было окунуться с головой. Погрузиться так глубоко, чтобы не слышать даже собственные мысли. Чтобы не представлять ее светлые волосы и голубые глаза.

Тэйт.

Я рывком стащил с Пайпер розовый кардиган и набросился на ее рот. Это не приносило мне удовольствия. Да и не должно было. Я хотел не разрядки. Нет, это был мой личный способ свести счеты.

Я взялся за бретельки ее майки и спустил их с плеч, а вместе с ними и бюстгальтер. Когда вся одежда оказалась у нее на талии, я погрузился лицом в ее голую грудь, и она застонала.

Мне было не больно, когда рядом был ты.

Я пытался убежать от Тэйт, но она меня догоняла. Я крепче прижал к себе Пайпер и вдохнул ее запах, желая, чтобы это была не она.

Мне было так плохо, когда ты меня возненавидел .

Мое сердце все еще рвалось из груди, будто там ему больше не было места. Я не мог успокоиться. Какого хрена?

Пайпер отстранилась немного и начала двигать бедрами у меня на коленях, а я скользил руками по ее телу, стремясь найти избавление. Пытаясь обрести контроль.

Мое сердце разрывалось на части. Я скучала по тебе.

Я сжал задницу Пайпер и атаковал ее шею. Она снова простонала и ляпнула какую-то чушь, но я не разобрал слов. В моей голове звучал только один голос, который не смогли бы заглушить ни полчища Пайпер, ни другие девушки.

Я любила все эти вещи, и я любила тебя.

И тогда я замер.

Из меня будто выпустили весь воздух.

Тэйт любила меня.

Не знаю, в чем было дело – в ее полных слез глазах, или в тоне ее голоса, или может, я просто хорошо ее знал. Но только я понял, что она сказала правду.

Она любила меня.

– В чем дело, милый? – Пайпер обвила меня руками за шею, но я не мог на нее смотреть. Я просто сидел и, черт меня возьми, дышал ей в грудь, пытаясь хоть на несколько секунд убедить себя в том, что я обнимаю Тэйт.

– Джаред. Что с тобой? Ты ведешь себя так-странно с тех пор, как начался учебный год. – Этот ее долбаный плаксивый голосок. Почему люди не понимают, когда им лучше заткнуться?

Наконец я провел руками по лицу и очнулся:

– Вставай. Отвезу тебя домой.

– Но я не хочу домой. Ты на меня уже месяц внимания не обращаешь. На самом деле даже больше месяца!

Пайпер натянула обратно майку и кардиган, но так и не сдвинулась с моих коленей.

Я сделал глубокий вдох и попытался успокоить нервы, потому что был близок к тому, чтобы взорваться.

– Ты хочешь, чтобы тебя подвезли, или нет? – спросил я, пронзая Пайпер взглядом, в котором читалось: «Соглашайся или проваливай». Она знала, что лучше не задавать вопросов. Я и Мэдоку ни черта не рассказывал, а уж с этой девчонкой тем более откровенничать не собирался.

К тому моменту, как я вернулся домой, мое настроение поменялось с плохого на ужасное. Высадив Пайпер, я просто поехал куда глаза глядят. Мне нужно было послушать музыку, очистить голову и постараться избавиться от этой давящей боли в груди.

Я хотел обвинить во всем Тэйт. Сделать вид, что ничего не происходит, как делал всякий раз, когда она причиняла мне боль.

Но я не мог. Не в этот раз.

Не получится убежать от правды. Не будет никаких вечеринок или девчонок, чтобы отвлечься.

А правда состояла… Я хотел бы вернуться в прошлое, в тот день в парке. Туда, на рыбный пруд, где я впервые решил, что должен причинить ей боль. Теперь я поступил бы иначе.

Вместо того чтобы отталкивать Тэйт, я зарылся бы лицом в ее волосы и позволил бы ей вернуть меня обратно оттуда, куда я ушел. Ей не пришлось бы ничего говорить или делать. Она просто заполнила бы собой мой мир.

Но моя злость в тот день была сильнее моей любви к ней, и прямо сейчас я не мог даже думать о том, что сделал. Я не мог принять, что Тэйт меня ненавидела, что моя мать, похоже, не хотела иметь со мной ничего общего, а отец каждую субботу напоминал мне о том, какой я неудачник.

Пошло оно. Пошли они все.

Я ворвался в дом, захлопнул дверь и швырнул ключи через всю комнату. Дома было тихо, как в церкви, только когти Мэдмэна застучали по полу, когда он засеменил мне навстречу.

Пес начал царапать мои джинсы и поскуливать, чтобы я обратил на него внимание.

– Не сейчас, приятель, – бросил я и пошел в кухню. Мэдмэн не мог успокоить меня. Мне хотелось по чему-нибудь ударить. Открыв холодильник, я заметил, что мать приклеила на дверцу записку.

Сегодня меня не будет. Закажи пиццу. Люблю тебя!

Я снова с грохотом захлопнул дверцу. Вечно ее, блин, нет.

Схватившись за боковины холодильника, я прижался лбом к его стальному корпусу. Это не имеет значения, сказал я себе. Все в порядке. У меня дерьмовые родители, но у кого они нормальные? Я оттолкнул Тэйт, но на свете есть и другие девушки. Я не имел ни малейшего понятия, что я, блин, буду делать со своей гребаной жизнью, но мне было всего восемнадцать – или почти что восемнадцать.

Все. Нормально.

Я вцепился в холодильник еще сильнее, желая поверить в эту ложь.

А потом я увидел себя со стороны: как я стою в кухне один и обнимаю холодильник. Говорю себе, что у меня все в порядке.