Николь Фосселер - Сердце огненного острова

Ян глубже сунул руку в брюки и усмехнулся.

– Меткое наблюдение! Видите ли, столетиями на Яву прибывали десятки тысяч китайцев. Тут они за мизерную плату работали в порту, на складах и на плантациях. Их заработков не хватало, чтобы привезти себе из Китая невесту и сыграть свадьбу со всеми церемониями, которые диктует обычай. Да и в Китае родители не очень-то хотели отправлять дочерей на Яву, к мужчинам, которые порвали всякую связь с родиной и не обладали никаким престижем. Поэтому, – он тяжело вздохнул, – китайцы брали в жены местных женщин. Большинство китайцев, которые тут живут, уже не чистые китайцы, а перанаканы . То есть «потомки» по-малайски, – пояснил он, увидев вопросительный взгляд Якобины. – Или буквально «дети страны». Со временем в их среде возникла собственная культура, в основе своей китайская, но с малайским и яванским влиянием. Да и собственный язык, «баба малай» – смесь малайского и диалекта хоккиен. – Его губы презрительно скривились, и он добавил: – Нашему правительству китайцы милее, чем коренное население, а перанаканы еще милее, потому что они тут уже укоренились. Между прочим, они честолюбивые и хорошо ведут дела, а значит, и налоги хорошо платят. Но, хотя китайцев и перанаканов обычно объединяют, в повседневной жизни разница между ними играет существенную роль. – Он замолк и потер большим пальцем нижнюю губу. – Теперь переходим к вашему вопросу. Жены и дочери перанаканов живут очень закрыто, если они высокого мнения о себе. А в заведения женщины и девушки попадают против своей воли. Нелегально. Их привозят из Китая – живой товар.

Якобина резко остановилась; ее лицо выражало возмущение.

– Почему же это допускают? Я имею в виду…

Ян тоже остановился и посмотрел на нее с мягкой улыбкой.

– Потому что никто не поднимает шума. Мы, нидерландцы, хоть и считаем себя хозяевами острова, но мы тут совсем не то, что британцы в Индии. Мы не пытаемся силой насаждать нашу культуру и не навязываем никому наши ценности. Так что пускай китайцы делают, что хотят. Пускай малайцы и яванцы и дальше живут по своим обычаям. Пока это не мешает нам получать хорошую прибыль и жить припеваючи. – Он сунул руки в карманы и презрительно хмыкнул. – К тому же немало чиновников и офицеров проводят в тех пещерах греха свои вечера и ночи.

Якобина молча смотрела в одну точку; ее сердце громко стучало, отдаваясь в ушах; ей было плохо.

– Что, наговорил я вам всяких гадостей? – бережно спросил Ян, а она храбро покачала головой. – Пойдемте. – Он легко тронул ее за плечо. – Сейчас я покажу вам красивую картинку.

Потрясение и растерянность проходили очень медленно. Якобина стояла рядом с Яном, облокотившись на белые лакированные перила моста через канал, и смотрела на китайские домики с загнутыми крышами. Высокие деревья шептались на легком ветерке по обе стороны от моста, на другом берегу шелестели пышные кроны пальм. По каналу проплыли одна за другой две плоскодонки. В первой лодке китаец поднял руку и приветствовал их – Ян ответил ему.

– Как здесь красиво, – прошептала Якобина. – Словно мы оказались уже в другой стране.

– Так и есть, – тихо ответил Ян и, сцепив пальцы, тоже облокотился на перила. – Китайцы и перанаканы живут в собственном мире. Так же, как малайцы в их кампонгах, а мы, белые, в наших кварталах. Границы между этими мирами иногда не очень заметны, но все же существуют.

– Знаете, – через некоторое время проговорила Якобина, – я могу понять наших соотечественников, устроивших тут Остров блаженства, как вы его назвали. Бастион против таких некрасивых вещей.

– Дело вот в чем, – задумчиво возразил Ян. – Власти острова закрывают глаза на то, что творится вокруг на море. Но ведь и процветание острова зависит, прежде всего, от моря. Увы, правда в том, что причины многих безобразий кроются на острове.

Якобина задумчиво кивнула. Потом пристально посмотрела на Яна.

– Почему вы рассказываете мне все это? И показываете?

Ян повернулся к ней, опираясь локтем на перила.

– Потому что чувствую, что я могу вам это показать и рассказать. Потому что мне кажется, что вы умеете смотреть правде в глаза. Видеть ее такой, как она есть. Потому что вам милее правда, а не приукрашенная ложь, и вы не прочь заглянуть за фасад.

Якобина опустила голову, пытаясь скрыть румянец. Она обрадовалась, что он так думает про нее.

– Это так редко бывает, – продолжал он. – Тем более на Яве. И мне в вас это нравится.

Она покраснела еще гуще, а когда Ян замолк, посмотрела на него из-под полей шляпы. Он нагнулся и с улыбкой заглянул под ее шляпу. Она смущенно отвела глаза, но тут же снова направила их на него и тоже улыбнулась.

– Нам пора возвращаться, – сказал он, дотронувшись до ее плеча. Она кивнула.

Возвращались они другим путем, мимо буддистского храма, старейшего в Глодоке, по словам Яна. Сквозь ворота Якобина увидела слева три небольших храма, а в середине – главный храм; за ним находился внутренний двор храмового комплекса. Она залюбовалась изогнутым, словно киль лодки, коньком крыши, великолепной красной с золотом отделкой и двумя каменными львами, которые взирали на двор со своих постаментов. Через пару улиц Ян купил им в небольшом ресторанчике сатай, обжаренные на огне и политые острым соусом кусочки курицы на деревянной палочке. Пока они ели, он рассказывал о том, что первоначальный храм сгорел в середине прошлого столетия во время китайского восстания, но был потом отстроен заново в своей нынешней роскоши.

– Что послужило поводом для восстания? – поинтересовалась Якобина между двумя кусками курятины; при этом она незаметно поглядывала по сторонам – не возмущается ли кто-нибудь тем, что она ест вот так, на улице, да еще руками. Лишь убедившись, что на нее никто не обращает внимания, она немного успокоилась.

– Произвол нидерландцев, – ответил Ян, пережевывая мясо. – Китайцы всегда были у них под пятой. Потом упала цена на сахар, и многие китайцы, жившие за счет переработки сахарного тростника, оказались за гранью выживания. В ярости они прошли по городу, вооруженные, и убили пятьдесят нидерландских солдат. Местное население, и без того не жаловавшее китайцев, опасаясь за свою жизнь, поджигало целые улицы. В конце концов, в Батавию пришли войска и истребили всех китайцев, более десяти тысяч человек – мужчин, женщин и детей.

Якобина с трудом проглотила последний кусочек сатая, хотя прожевала его в кашицу, слушая Яна.

– Уцелевших китайцев, а их было сотни две, поселили за городскими стенами, чтобы в будущем было легче держать их под контролем, – продолжал Ян, когда они отправились дальше. – Долгое время после этого в Батавии позволялось селиться лишь ограниченному числу китайцев и тоже исключительно в новом поселении. Вот тогда тут и возник квартал Глодок. – Он кивнул на лежащую перед ними улицу и задумчиво произнес. – Кто-то сказал, что китайцы – это азиатские евреи: они живут повсюду, и нигде их не терпят. По-моему, в этом есть своя правда.