Тесса Дэр - Пленник ее сердца

Гриффин в очередной раз напомнил себе, что их связывает лишь сделка, не более того: девчонка ему нужна, чтобы позлить мать, а вовсе не для того, чтобы самому попасться ей на крючок. И его не должны искушать ни ее раскосые кошачьи глаза, ни живость и природная смекалка. Он должен рассматривать эти ее качества лишь с точки зрения полезности для целей, что перед ней поставлены. Точно так же, как, подбирая каменщика, мы оцениваем твердость его руки, меткий глаз и крепость мускулов.

Мысль о каменщике оказалась кстати, потому что сумела направить поток мыслей Гриффина в нужное, полезное русло. Необходимо предупредить слуг, что герцогиня приедет не одна, а с гостьей. К счастью, домоправительница, миссис Томас, понимала хозяев с полуслова, так что можно не сомневаться: к приезду герцогини и ее подопечной будет все готово – и комнаты, и горничные, и еда, и ванна.

Уж что-что, а помыться гостье точно не помешает. И не наспех ополоснуться, чтобы смыть с тела остатки сахара, а полежать в горячей ванне, и подольше, чтобы распарились мозоли на руках и свернулись в завитки коротенькие волоски у нее на висках. И еще ей понадобится брусок душистого мыла и большое пушистое полотенце, чтобы завернуться, когда, искупавшись, поднимется из воды…

Гриффин представил эту картину настолько ясно и четко, что, казалось, даже почувствовал запах лавандового мыла от ее такой нежной, шелковистой кожи… Чтобы вернуть себе самообладание, пришлось остановить коня посреди дороги.

Стука копыт больше не слышно, но сердце ухало едва ли не сильнее и громче.

Почему она? Почему сейчас?

Как и на другие «почему?», «зачем?», «отчего со мной?», он опять не получил ответа. Все эти проклятые вопросы, терзавшие его вот уже три месяца кряду, были не более чем беззвучным криком в темноту. Одно ясно: от себя не убежишь. Сегодня, возможно, ему удалось справиться с искушением, удрать, но уже завтра оно будет жить с ним под одной крышей.

Но это будет только завтра, а до прибытия в Лондон ему предстоит нанести один визит.

Гриффин прибавил ходу – времени оставалось в обрез – и, свернув с главной дороги, по знакомой извилистой тропке помчал коня вперед.

Крохотная деревушка тонула в предутренней серой дымке. Гриффин спешился на зеленой лужайке, радующей глаз весенними первоцветами и, размяв ноги, принялся собирать цветы: покачивающие синими головками колокольчики и желтые стыдливые примулы. Ему все казалось, что букет слишком мал, что нельзя идти туда, куда намеревался, со столь скромным подношением.

На горизонте забрезжил рассвет, и Гриффин поймал себя на том, что пытается отсрочить неизбежное. Эта мысль вызвала у него улыбку: ну что за малодушие, медлить нет смысла.

За белой церковью с островерхой крышей, огороженный каменной стеной, раскинулся на холме погост. Гриффин отворил скрипучую калитку и уверенно направился к неприметной могилке.

Перед тем как опустить на плиту перед крестом из белого известняка свой скромный букет, он постоял возле нее несколько минут в неподвижном молчании, а когда захотел распрямиться, не смог – скорбь как боль зажала его в тиски. Тоска выедала ему душу. Там, в груди, вместо сердца он чувствовал зияющую пустоту, которую никто и ничто не сможет заполнить.

Вот к чему приводит потакание своим желаниям.

Чуть погодя боль отступила, и он снова смог дышать, а перед тем как уйти, поцеловал кончики своих пальцев и приложил их к прохладному зернистому камню.

Вот и ответ на вопрос, как бороться с искушением.

– Мисс Симмз, – заметила герцогиня, – вы своим носом просверлите дыру в оконной раме. Герцогине не пристало так смотреть на что бы то ни было.

Полина послушно отвернулась от окна, вжалась в сиденье кареты и уставилась в одну точку прямо перед собой.

Они провели в пути всю ночь и все утро, и уже перевалило за полдень, когда за окнами показались пригороды столицы. Еще три часа пришлось пробираться по запруженным экипажами улицам Лондона. И все это время Полина не отрываясь смотрела в окно, потому что никогда не видела больших городов, столько стекла, кирпича и… копоти.

И такого количества людей.

Когда экипаж свернул с булыжной мостовой на дорогу, усыпанную кирпичной крошкой, вид за окном изменился: вместо жмущихся друг к другу домов появились нарядные особняки в окружении зеленых газонов. Участки отделялись друг от друга безукоризненно подстриженными живыми изгородями. И тогда Полина поняла, что они подъезжают к дому Халфордов.

Вообще-то Полине доводилось бывать в одном таком вот роскошном доме, только в Саммерфилде, у сэра Льюиса Финча, домоправительница которого иногда нанимала дополнительный штат прислуги для генеральной уборки перед Рождеством или Пасхой. Дом в Саммерфилде был огромным, со множеством флигелей, где хранились собрания разных причудливых вещиц. Каждая пыльная побрякушка стоила, видимо, целое состояние, потому что от девушек, нанятых для уборки дома, требовали обращаться с ними как с бесценными сокровищами.

К тому времени как экипаж подъехал к месту назначения, Полина успела убедить себя в том, что вряд ли столкнется с чем-то таким, о чем не имеет ни малейшего представления.

Но конечно же, ошиблась.

Ни жизненный опыт, ни чьи бы то ни было рассказы не смогли бы подготовить ее к тому, что предстояло увидеть, и как при этом не пялиться по сторонам, она понятия не имела.

Во-первых, дом оказался таким огромным – целых четыре этажа! – что целиком взглядом не охватишь: придется, пожалуй, отступить на добрую сотню ярдов к дальнему концу площади, куда он выходил фасадом. Полина, задрав голову и приоткрыв рот, во все глаза смотрела на этот дом, который был не дом даже, а настоящий дворец. В этот момент лучи предзакатного солнца упали прямо на дом Халфордов, и стекла засверкали, словно грани алмазов, а белый фасад вспыхнул золотым пламенем.

Сказка, просто сказка!

И внутри тоже все было, как в сказочном дворце.

Следом за герцогиней Полина прошла мимо выстроившихся в две шеренги лакеев в нарядных ливреях в холл, где их встречали повар, домоправительница, горничные, посудомойки – одним словом, целая армия слуг. Словно солдаты, они стояли по стойке смирно вдоль стен, разве что честь не отдавали.

Внутреннее убранство поразило Полину не меньше, чем внешний вид. Все стены были увешаны картинами в золоченых рамах. Мягкие пуфы, диваны, кушетки поражали красотой обивки. В этом доме все притягивало взгляд и все говорило о безупречном вкусе хозяев. Деревянные полы, натертые до блеска, покрывали ковры, такие мягкие и пушистые, что ступать по ним было одно удовольствие.

Полине представили домоправительницу миссис Томас, которая при иных обстоятельствах вручила бы ей ведро и швабру и отправила куда-нибудь мыть полы, но сегодня даже сделала реверанс, прежде чем проводить в приготовленную для нее комнату.