Кира Касс - Принц и гвардеец

Кажется, все ясно. Этот ее бывший, очевидно, выдающийся Пятерка.

– Хотя я ведь теперь Тройка. Так странно об этом думать. Вероятно, я попытаюсь и дальше заниматься музыкой, если получится. Потом идет Кота. Он скульптор. В последнее время мы практически его не видим. Он пришел проводить меня, когда я уезжала сюда, но этим все и ограничилось.

В ее тоне проскользнуло что-то похожее на грусть или сожаление, но Америка быстро продолжила, и я не успел ничего спросить.

– Следующая я, – произнесла она, когда мы дошли до лестницы.

Я лучезарно улыбнулся:

– Америка Сингер, мой лучший друг.

Она шутливо закатила глаза, и в них отразился свет люстр.

– Все верно.

Ее слова бальзамом пролились на мою душу.

– Следом за мной идет Мэй. Это она подложила мне свинью и не заплакала. Нет, в самом деле, это форменное свинство с ее стороны. Как она могла не заплакать! Сестра тоже художница. Я ее обожаю. И самый последний – Джерад. Он совсем малыш, ему только семь. Он еще не определился, чем хочет заниматься – музыкой или рисованием. Больше всего он любит гонять мяч или наблюдать за жуками, что, конечно, очень увлекательно, но на жизнь этим не заработаешь. Так что мы пытаемся побудить его искать себя поактивнее. Ну вот, собственно, и все.

– А твои родители? – спросил я, пытаясь составить полное представление о ней.

– А твои родители? – парировала она.

– Моих родителей ты и так знаешь.

– Ничего подобного. Я знаю только тот образ, который они демонстрируют на публике. Какие они на самом деле?

Она умоляюще потянула меня за руку. Это было так по-детски, что я не удержался от улыбки.

И тем не менее вопрос застал меня врасплох. Что я могу рассказать о моих родителях? Боюсь, что мама чем-то больна. У нее постоянно болит голова и усталый вид. Не знаю, связано ли это как-то с условиями, в которых она росла, или началось уже позже. Она должна была родить по крайней мере еще одного ребенка, и я не знаю, имеет ли это какое-то отношение к ее здоровью или нет. А мой отец… Иногда он…

Мы вышли в сад, где уже поджидали камеры. Я мгновенно подобрался. Они точно сейчас были не нужны. Я не знал, как далеко мы зайдем в своих взаимных признаниях, и определенно не хотел, чтобы это случилось на глазах у всей страны. Кивком велев журналистам уходить, я взглянул на Америку и понял, что она снова от меня отдалилась.

– Все в порядке? Ты какая-то напряженная.

Она пожала плечами:

– Ну, кого-то смущают плачущие женщины, а кого-то прогулки с принцами.

Я ухмыльнулся:

– И что же во мне тебя смущает?

– Твой характер. Твои намерения. Я понятия не имею, чего ожидать от этой маленькой прогулки.

Неужели я кажусь такой загадочной персоной? Пожалуй, да. Я мастерски освоил искусство улыбок и полуправды. Но я определенно не хотел производить такое впечатление.

Я остановился и обернулся к ней:

– А-а. Думаю, ты уже поняла, что я не из тех, кто ходит вокруг да около. Сейчас я объясню тебе, чего именно хочу. «Я жажду кому-то довериться. По-настоящему кому-то довериться. И кажется, хочу, чтобы этим человеком стала ты, даже если ты и не останешься во дворце».

Я шагнул к ней, и в тот же миг меня согнула пополам адская боль. Я с криком попятился. Эти несколько шагов дались мне почти нечеловеческим усилием воли, но я не мог себе позволить скорчиться на земле, пусть даже это было единственным моим побуждением. Потом накатила тошнота, пришлось сражаться еще и с ней. Принцы не катаются по траве с приступом рвоты.

– За что?

Я не узнал собственный голос. Он вполне мог принадлежать пятилетней девочке, дымившей как паровоз с самого рождения.

– Тронешь меня хотя бы пальцем, будет еще хуже!

– Что?

– Я сказала, если ты…

– Да нет же, бешеная девчонка, я с первого раза отлично тебя расслышал. Я не понял, что ты хотела этим сказать?

У нее округлились глаза, и она застыла, зажимая рот рукой, как будто осознала, что совершила чудовищную ошибку. За спиной послышались торопливые шаги гвардейцев, и я вскинул руку, чтобы не подходили ближе, держась другой за пах.

Что я ей сделал? С чего она так вдруг…

Я сделал над собой еще одно усилие, потому что мне необходимо было это знать.

– Чего, по-твоему, я хотел?

Она опустила глаза.

– Америка, чего, по-твоему, я хотел? – потребовал я ответа.

Выражение ее лица сказало мне обо всем более чем красноречиво. Никогда еще я не чувствовал себя таким оскорбленным.

– Ты решила… Боже правый! Я джентльмен!

Я распрямился, хотя от боли из глаз летели искры, и двинулся прочь. Но на полпути обернулся:

– Зачем ты вообще предложила мне свою помощь, если так думаешь обо мне? – (Она ничего не ответила.) – Ужин тебе подадут в комнату. Я решу, что с тобой делать, завтра утром.

С этими словами я быстро, насколько это было возможно в моем положении, зашагал прочь. Мне хотелось поскорее очутиться от нее подальше, пока меня окончательно не одолели гнев и унижение. В ярости я хлопнул дверью своей комнаты.

В следующую же секунду постучался лакей:

– Я слышал, как вы вошли, ваше высочество. Принести вам что-нибудь?

– Льда, – выдавил я.

Он поспешил прочь, а я рухнул на постель, вне себя от бешенства, и, закрыв глаза, попытался переварить все произошедшее. Подумать только, а ведь всего за минуту до того я уже готов был открыться ей, впустить ее в свою душу.

А я-то думал, на этом первом свидании никаких сюрпризов ждать не приходится!

Я засопел. Лакей поставил поднос на прикроватный столик и быстро удалился.

С чего эта Пятерка вообразила, что может так вести себя со своим будущим королем? Будь у меня другой характер, ей не миновать сурового наказания.

Все, теперь она точно отправится домой. Черта с два я позволю ей после такого остаться во дворце!

Шли часы, а я по-прежнему не мог успокоиться, ломая голову, что я такого мог сказать или сделать. И каждый раз, прокручивая всю ситуацию заново, я вскипал от гнева. Ну и девица! С чего она решила, что может безнаказанно набрасываться на своего принца?

Я проиграл все это в голове никак не меньше сотни раз, но в конце концов раздражение сменилось чем-то вроде изумленного восхищения.

Или эта Америка вообще ничего не боится?

Не то чтобы я планировал проверять свою теорию, но мне было любопытно: многие ли девушки, попав в ситуацию, в которой они решили бы, что я хочу попользоваться ими, стали бы сопротивляться? Ради того, чтобы потом этим похвастаться, или из опасения, что отказ выйдет им боком.

Она же дала мне отпор мгновенно, даже не задумываясь о том, чем это для нее закончится. Несмотря на то что мои намерения были истолкованы ею абсолютно превратно, она постояла за себя. Это вызывало искреннее восхищение. Хотел бы я обладать такой силой духа. Может, если я с ней пообщаюсь подольше, то научусь этому.