Ровена Коулман - Мужчина, которого она забыла

Я иду к перекрестку, туда, где моя улица выходит к шоссе. Можно дождаться автобуса, но я их не очень люблю, по крайней мере с тех пор, как мне перевалило за тридцать. Это дело принципа: я достаточно зарабатываю (или зарабатывала еще недавно), чтобы позволить себе новый автомобиль, пусть мне и запрещают садиться за руль. К тому же на мне пижама, а я не хочу быть в автобусе одним из тех пассажиров, от которых остальные старательно отводят глаза. Наверное, в такие моменты настоящие сумасшедшие чувствуют себя ужасно. Им и так плохо, а тут еще весь остальной мир отказывается их замечать. В два счета усомнишься, есть ли ты на самом деле. Я бы усомнилась. Так что спасибо, человеком-невидимкой я быть не хочу. Сейчас у меня в голове порядок, и я просто брожу по улицам, как слабоумная. Я – воительница, которая вырвалась на свободу, чтобы все исправить.

Принимаю решение идти пешком. Пусть все видят, что я в себе уверена. Да здесь и недалеко. Легкая прогулка, не более, хотя, надо признать, даже в этом огромном плаще мне холодно. И еще я жалею, что не надела лифчик: трудно чувствовать себя уверенно, зная, что твои груди бесконтрольно болтаются, как пара селедок. Однако тут без вариантов. Когда бежишь из тюрьмы, не всегда есть время подобрать нижнее белье. Я прижимаю к себе мамину сумку и скрючиваю пальцы в тесных сапогах. В конце улицы повернуть налево («лево» – это там, где рука, которой я не пишу) и идти по широкой дороге. Она приведет меня к вокзалу. Я приду на вокзал, если буду держаться широкой дороги. Это как гостиничный вестибюль – если долго сидеть, то обязательно встретишь всех своих знакомых.

Впрочем, в гостиницу я не собираюсь.

Никто не глядит в мою сторону – это хорошо. Я боялась, что буду похожа на пациентку, сбежавшую из лечебницы; по счастью, мои пижамные штаны из серого хлопка, хоть и не лучший вариант в такую ветреную погоду, все-таки не слишком бросаются в глаза. Да еще на мне толстый плащ – вот никто и не знает, что я тут расхаживаю почти голая. Я хихикаю и на секунду забываю, что делаю и зачем. А может, люди меня попросту не видят?

Я поднимаю голову, расправляю плечи – не забывай, ты воительница! Ты выбралась из дома, вновь стала хозяйкой своей судьбы. Я трепещу от волнения. Чувство свободы безмерно. Меня никто не знает, и если бы я не боялась привлечь к себе внимание, то запела бы, или побежала вприпрыжку, или отколола еще какой-нибудь номер. Однако я довольствуюсь тем, что иду по улице – ничего особенного, просто гуляю. В маминых сапогах и без лифчика.

– Эй, привет!

Я слышу смутно знакомый голос и слегка ускоряю шаг. Если этот человек меня знает, то может остановить. Вернуть домой.

– Эй, Клэр? Это Райан из кафе, помните меня?

Я останавливаюсь и смотрю на незнакомца. Райан? Какое кафе, когда? Я отступаю на шаг.

– Был ливень, и я сказал, что вы промокли как мышь – очень симпатичная мышь.

Тут я вспоминаю эту нелепую фразу, а за ней и все остальное. Счастливый был миг – я тогда почувствовала себя собой. Райан, мужчина из кафе.

– Э-э… привет. – Я вдруг понимаю, что с утра не умылась, не причесалась и не почистила зубы. Отворачиваюсь – не хочу, чтобы он на меня смотрел. – Я вот… выбежала на минутку.

– Я надеялся на эту встречу. – У него приятный голос, нежный и добрый. Может, не так и важно, что у меня волосы похожи на клубок змей, а глаза не накрашены. – Думал, вы мне позвоните.

– Простите, – беззаботно говорю я. – Я была очень занята.

Это ложь. Я вовсе не была занята. Я лежала на ковре в гостиной, обмотанная в туалетную бумагу по рекомендации доктора Эстер, читала книги и беспокоилась о Кэйтлин. Кэйтлин.

– И сейчас кое-куда спешу…

Он меня догоняет и идет вровень.

– И куда же?

Я нащупываю в кармане пакетик круглых мятных леденцов, перебираю их пальцами. Грэг сосал леденцы. Что это значит? Он готовился к свиданию? Хотел кого-то поцеловать? Может, у него появилась другая женщина? Сегодня я его вспомнила – по крайней мере, его вспомнило мое сердце, но было поздно. Грэг разлюбил и бросил меня. Скоро я ничего не буду для него значить. Останусь воспоминанием о тяжелых временах.

– Так куда вам нужно, говорите? – повторяет Райан, подталкивая меня локтем.

– Мне нужно… – Почему-то вдруг стало больно и грустно. Над головой золотится небо, воздух чист и свеж, но туман не рассеивается. Я опять заблудилась. – Я просто гуляю.

– Можно с вами?

– На самом деле я не знаю, куда иду! – В моем голосе слышится легкая тревога. Я помню, что вышла из-за Кэйтлин, но почему? Где мы встречаемся? Я должна ее откуда-то забрать? Из школы? Я однажды опоздала, а когда пришла, лицо у нее было белее мела и глаза распухли от слез. Тогда автобус опоздал. С тех пор я не люблю автобусы. Я не хочу, чтобы Кэйтлин боялась.

– Мне нужно найти мою дочь, – говорю я.

– У вас есть дочь? – спрашивает Райан, и я понимаю, что в тот раз, в кафе, не упомянула о ней.

– Да, она учится в университете. – Я вслушиваюсь в собственные слова, перепроверяю их. Это так, Кэйтлин учится в университете. Она не ждет меня на школьной площадке. Ей двадцать лет, и она в безопасности.

– По вам не скажешь, что у вас такая взрослая дочь, – говорит он, и я не могу удержаться от усмешки.

– Современные чудеса, да? – Я откидываю с лица паутину волос и улыбаюсь.

– Может, повернем обратно? – любезно предлагает Райан. – К центру города, туда, где магазины и автомобили. Если дальше пойдем по этой дороге, то скоро услышим, как птицы поют.

Мы несколько минут шагаем молча, и я украдкой поглядываю на моего спутника. В кафе он казался моложе, но в тот раз я и сама как будто помолодела. Та встреча вполне могла состояться лет десять или двадцать назад, хотя, судя по его скромному, нерешительному тону, мы знакомы недавно. Впрочем, наверное, я ему понравилась, иначе он не заговорил бы со мной на улице.

Теперь я вижу, что мы с Райаном почти ровесники. Он аккуратно одет – костюм, галстук; примерно за такого человека мне и следовало выходить замуж. Наверняка у него приличная работа с пенсионным планом; может, даже с частной медицинской страховкой. Страдать слабоумием, имея в кармане страховку, гораздо удобнее.

– Мы правда случайно встретились? – спрашиваю я с легкой тревогой. – Или вы меня преследуете?

Он смеется.

– Нет, не преследую. Хотя не буду скрывать, я надеялся, что мы еще поговорим. Увы, я одинокий грустный парень, который пару недель назад увидел вас в кафе и решил, что вы… симпатичная, и что о вас некому позаботиться, и… Не поймите меня неправильно, но вы же гуляете по улице в пижаме, так что я подумал… Может, вам нужен друг?

– Одинокий и грустный… – повторяю я. Он заметил пижаму (а кстати, зачем я вышла из дома в пижаме?) и при этом не сдал меня в психушку. – И явно не пытаетесь мне ничего продать. Расскажите о себе: почему вам одиноко и грустно?