Эмма Марс - Спальня, в которой ты, он и я

– Конечно, но я поняла это позже. К тому же на тот момент мои предыдущие связи обеспечили мне солидную клиентуру.

Она подтвердила мои прежние предположения, скользнув взглядом по экспонатам, выставленным на полках в личном музее.

– Полагаю, все-таки это был блеф. Немногие пошли по вашим стопам.

– Ну, не скажите. Ведь всем управлял Дэвид, – возразила она, вздохнув.

Иначе говоря, с предварительными намерениями или по обстоятельствам, но агентство, как и любой другой филиал или фирма группы Барле, должно было вписаться в общий перечень предприятий и приносить доход.

Но вся эта хорошо продуманная затея содержала в себе явное противоречие, и оно не давало мне покоя:

– Скажите, неужели вам понадобилось целых семнадцать лет, чтобы обнаружить среди многих такую девушку, как я? И вы никого не смогли найти за это время?

Я-то считала себя вполне обычной девушкой, что во мне особенного? Сколько за эти годы таких, как я, прошли кастинг, организованный по приказу Дэвида? Наверное, длиннющая вереница хорошеньких, свеженьких, готовых на все, лишь бы получить свою роль.

– Не смогли, – сказала она, не сморгнув на этот раз. – Я же вам говорила уже: Дэвид – очень требовательный ко всему. Тем более он привередлив по отношению к женщинам, с которыми проводит время. А представьте, если речь идет о будущей жене!

– Если уж он хотел подобрать для себя идеальный вариант, мог бы заглянуть на сайт знакомств, – Соня пришла мне на выручку. – Там можно искать, закладывая тысячи критериев, какие хотите. И, уж поверьте, кандидаток, которые стремятся выйти замуж, на таком сайте предостаточно.

– Хочу тебе также напомнить, что Дэвид привлекает к себе взоры многих женщин, их гораздо больше, чем он может уложить к себе в постель. Но в наше время сайтов знакомств еще не существовало.

Я снесла удар и глазом не моргнув. Зачем напоминать об очевидном? Мне ли не знать, что человек, за которого я намереваюсь выйти замуж, один из самых завидных женихов во Франции, а может быть, и во всей Европе. Хотя мне трудно, конечно, оценить, насколько его слава выходит за пределы страны.

Ребекка поставила пустую чашку на журнальный столик, откинула со лба непослушную прядь высветленных волос, словно призывая к порядку:

– В любом случае, проблемы в другом…

– Но это же просто смешно! – взорвалась я. – Что во мне такого исключительного?

Она посмотрела на меня мягким взглядом, полным нежности и сострадания, как и в тот раз, во время нашей предыдущей встречи.

– Ну, скажем… Скажем, это комплекс причин, – уклончиво произнесла она, пытаясь увернуться от ответа. – В двух словах и не объяснишь.

– Необязательно – в двух, можно больше, – заметила Соня. – Рассказывайте! Мы не торопимся.

Ребекка загадочно улыбнулась и кинула на меня взгляд, в котором я прочитала ее нежелание брать на себя ответственность вводить меня в курс дела, она предпочла бы переложить эту обязанность на других. Я не ошиблась, потому что она, демонстративно отвернувшись от Сони, как будто та – пустое место, добавила, обращаясь только ко мне:

– Думаю, пусть лучше они сами тебе все скажут…

От меня не ускользнул двойной смысл ее слов: с одной стороны, Ребекка подтвердила, что ответ ей известен, а с другой – призналась, что его даст не она, а другие. Но она могла бы заявить: «Тебе об этом расскажет Дэвид», однако почему-то предпочла связать двух братьев одной тайной. Неразлучных навеки.

Мой телефон в сумочке дал о себе знать. Я почувствовала вибрацию. Кто-то настойчиво звонил, не оставляя надежду, что я отвечу. Обидно, что в критический момент я кому-то понадобилась так срочно.

– Да? Слушаю, – бросила я сухо.

Звонок поступил от неизвестного абонента. Я не допускала мысли, что в столь ранний час и тем более так настойчиво меня могут беспокоить какие-нибудь маркетинговые службы, социологические опросы или рекламные кампании.

– Анабель?

Этот голос. Он был мне знаком. Я запомнила этот характерный акцент и мягкий тембр. За профессиональной отстраненностью и сухим деловым тоном я не могла не услышать драматическую ноту. Что-то случилось, какая-то беда.

– Да… Это я.

– Людовик Пулэн. Мне, право, неловко вас беспокоить так рано. Я вас не разбудил?

Скажите мне, что вы ошиблись номером, доктор Пулэн. Расскажите о том, какое действие произвели лекарства, которые вы назначили маме накануне. О чем угодно говорите, только не называйте истинную причину этого раннего звонка. Даже еще не озвученная, она уже вытекала из телефонной трубки, как яд.

Слова вонзились в меня, не затронув чувств, не вызвав никаких эмоций. Я даже не могла заплакать, только искала дрожащей рукой в своей сумочке с вензелем в виде двух переплетенных букв что-то, не зная, как его назвать и зачем оно мне нужно. Случайно я выронила на пол фотографию, украденную на вилле «Рош Брюн». Она упала изображением вниз.

Ребекка наклонилась и машинально подняла фотографию с пола. Перевернув ее, она увидела себя, молодую и красивую, на пляже в Динаре, в объятиях Луи. Пусть этот человек исчез из ее жизни, но он остается в памяти, в жестах, в словах, в каждом ее выборе. Избавиться от него невозможно. Это – ее хроническая болезнь, ее рак, до конца жизни.

– Мама? Мама, ты слышишь меня?

Никакого ответа. Даже ресницы не дрогнули в подтверждение того, что она меня слышит. Неподвижное тело на белой постели. Во всех больницах есть такая особенность: там умеют сделать неузнаваемыми тех, кто нам близок, чей облик нам привычен и знаком до мельчайших деталей. Грубая ошибка. В больнице они перестают быть детьми, мамой, папой, приятелем. Они превращаются в тела, прикрытые казенной простыней в окружении мигающих аппаратов. Больше не называйте их Мод, Лола или Анри. Отныне называйте это больной или больная. Почти анонимное существо.

Опутанная трубочками, в респираторной маске, мама показалась мне такой малюсенькой. Почти как ребенок. Один из тех, кто рождается раньше срока и чья жизнь поддерживается исключительно благодаря ниточкам, которые тянутся от него к пульсирующим, всасывающим и проводящим жидкость приборам, способным поддержать жизнь искусственным путем хотя бы на уровне простого дыхания.

Это Лора Чаппиус первая забила тревогу. Несносная Чаппиус, несмотря на невыносимый характер и грубые замашки, взяла на себя обязанности ангела-хранителя, оберегая в своем мире тех, кого посчитала нужным, как цепной пес за забором. Она добровольно стала ангелом, пусть сварливым и неуживчивым, но способным в случае крайней необходимости присмотреть за мамой. И она это доказала. Глубокой ночью Лора Чаппиус обратила внимание, что из вентиляционной трубы соседнего дома поднимается черный густой дым. Кто бы мог подумать, что в этот поздний час она не придумает для себя иного занятия, кроме как наблюдать за окрестными домами. Словно ей не хватало телесериалов или магазинов на диване. Впрочем, может быть, она еще раньше заметила «милого доктора», навестившего маму незадолго до этого по моей просьбе, и ее мучило любопытство совсем иного рода.