Тесса Дэр - Леди полуночи

– Многие именно так бы и поступили.

– Ну, я к таковым не отношусь.

Торн прекрасно это знал.

– Грамерси действительно могут оказаться моими родственниками, – продолжила Кейт. – Мне хочется, чтобы они узнали меня получше и полюбили такую, какая я на самом деле. Я не из тех, кто выходит замуж ради выгоды. Пока мы будем лгать, пусть и по мелочам, я буду чувствовать себя отвратительно.

Торн нахмурился: она что, хочет, чтобы он вел себя как пылкий влюбленный? Он запретил себе такое поведение с ней и не знал, как изменить ситуацию.

Торн уже открыл было рот, чтобы ответить, но тут из-за стены снова донесся вопль:

– Товьсь!

А потом отсчет – три, два…

Катапульта опять выстрелила. На этот раз, после нескольких секунд тишины, Торн услышал отдаленный всплеск воды.

– Уже лучше! – вслед за этим раздался голос сэра Льюиса. – Усилие достаточное, а вот направление не рассчитали. Мне нужно отладить механизм.

Торн заговорил, когда голоса стрелков умолкли.

– Давайте решим, о чем станем рассказывать.

– Во-первых, какие у нас планы после свадьбы. Предположительно, вы собираетесь отправиться в Америку.

– Я действительно собираюсь в Америку. Так что, предположительно, вы едете со мной.

– Мы поедем в Нью-Йорк? В Бостон?

– В Филадельфию, но только чтобы собрать припасы. У меня есть план – получить участок земли в Индиане.

– В Индиане? – Она поморщилась. – «Индиана» звучит как-то… примитивно.

Из того места, где они стояли, в просветах между развалинами Торн мог видеть сверкающую аквамариновую поверхность бухты и ширь пролива за ней. Судя по всему, перспектива открытых пространств не так привлекала Кейт, как его. Он уже давно запланировал получить собственный надел и прикипел к этой идее настолько, что временами представлял, как копается в земле и комья рассыпаются у него в руках. Это будет богатая земля, пригодная и для пахоты, и для охоты, и для строительства. Она даст ему истинную свободу и возможность самому строить жизнь.

– А где мы будем жить? – продолжила выстраивать легенду Кейт.

– Я построю дом.

– А что будет с моей музыкой? Я не смогу ее бросить: это все знают, – так что придется придумать что-нибудь правдоподобное.

– Я так понимаю, пианино у вас есть. – Он пока не представлял, каким образом инструмент можно перевезти в глубь лесов, но транспортировка – дело десятое.

– А ученики?

Торн нетерпеливо отмахнулся:

– Появятся дети, в конце концов.

– Я преподавала дочерям герцогов и лордов, а теперь что, буду учить соседских?

– Нет, я имел в виду наших – наших детей.

Ее брови полезли на лоб, и прошло довольно много времени, прежде чем она обрела дар речи.

Он не стал извиняться за намек.

– Теперь поговорим обо мне. Все знают, что я ни одной женщине не сделал бы предложение, если бы частью договора не была постель.

Щеки у нее стали пунцовыми, а Торну вдруг предстала живая, яркая картина, как они лежат вдвоем в свежесрубленной хижине, на набитом соломой матрасе, укрытые стеганым покрывалом. Он зарывается в ее нежное тело, не обращая внимания на холод и вой волков. От аромата ее волос его тянет в сон.

Картина воспринималась как райское видение, и, стало быть, все это недостижимо. К тому же, как ему представлялось, ее не привлекают подобные романтические ситуации.

– А как же любовь?

Торн удивился.

– А что любовь?

– Вы хотите сказать, что любите меня? Иначе как воспринимать разговоры о детях, которые у нас появятся? Как поверить, что вы способны играть и смеяться вместе с ними, открыть для них эту каменную пещеру, которую вы называете своим сердцем?

Торн не считал возможным даже говорить на эту тему, иначе признался бы давно, еще несколько месяцев назад.

– Нет нужды вовлекать во все это любовь.

– Но мне это нужно.

– Мисс Тейлор…

– Тогда ничего не получится. – Она потерла бровь. – Никто не поверит, что я согласилась бросить подруг, работу, свой дом и свою страну. И ради чего? Пересечь океан и поселиться на краю света с человеком, который не понимает, что такое любовь? В Индиане?

Торн взял ее за плечи и заставил взглянуть ему в лицо.

– Мы совсем не подходим друг другу. Я это знаю. Может, у меня никогда и не получится сделать вас счастливой. Мне это тоже известно. И не надо лишний раз напоминать о том, что вы заслуживаете большего.

Ее взгляд смягчился.

– Извините. Мне так жаль! Не нужно было говорить…

– Приберегите извинения для других. Вы сказали правду, а я просто согласился.

– Нет-нет. Мне непереносима мысль, что я… – Она потянулась к нему.

Святый боже! Прежде чем Торн успел увернуться, отступить назад или схватиться за меч, она приложила руку в перчатке к его щеке. Ладонь оказалась теплой и шелковистой. Прикосновение потрясло его до глубины души.

Когда она заговорила, ее голос был тих, но звучал решительно.

– Вы ничем не ниже меня. Я никогда так к вам не относилась.

«Да-да, ты не стоишь ее, – напомнил он себе, пытаясь бороться с запретным блаженством, растекавшимся по жилам. – И даже не смей воображать, что сможешь лежать на ней, или корчиться у нее за спиной, или глубоко зарыться в нее, пока она…»

Проклятье! То, что он смог всего лишь подумать об этом, – так грубо и отвратительно. Он не заслужил даже такой мимолетной ласки. Ее жест был признанием вины и выражением извинения. Если он воспользуется им к своей выгоде, это будет чем-то дьявольским.

Торн давал себе в этом полный отчет.

И все равно, обняв, привлек ее к себе.

– Вы беспокоитесь, что ранили мои чувства?

Кейт кивнула.

– У меня их нет как таковых.

– Я знаю.

Потрясающе! Он подивился ее безрассудству. После всего, что наговорил ей, она за него переживала? В этой маленькой хрупкой женщине живет огромная любовь, которую она тратит на своих учениц, дворняжек и на не заслуживавших такой милости грубых скотов, подобных ему. Ему даже стало интересно, как можно жить с такой яркой, пульсирующей звездой в груди. Как она выживает, сосуществуя с ней?

Если он крепко поцелует Кейт и задержит в своих объятиях, перетечет ли в него какая-то часть ее тепла?

– Подожди! – вдруг глухо донеслось издали. – Остановись! Не сейчас.

Возможно, голос прозвучал у него в голове. Торн не мог с уверенностью этого сказать. Сейчас для него существовало лишь ее прикосновение, ее сочувствие, а также его собственное грубое, волнующее кровь желание.

Он так и прижимал ее к себе. Глаза у нее стали огромными, огромными и прекрасными – таких он еще не видел. Целый мир возможностей открылся в этих черных зрачках.

А потом… Ее взгляд устремился вверх и немного в сторону. Губы слегка приоткрылись от удивления.

Странная тень вдруг легла на ее лицо.