Филиппа Грегори - Меридон

– Подожди, – сказал он. – Не выходи за него. Подожди немного, это не больно.

Во дворе было очень тихо, мальчик, державший поводья моего коня, стоял и гладил Море по белому носу.

– Боль утихнет, – сказал он. – Со временем безутешность пройдет.

Я покачала головой, я даже выдавила из себя неубедительную улыбку.

– Нет, – хрипло сказала я. – Я никогда не была особенно счастливой, даже до того, как потеряла ее. Теперь я радости не жду.

Он наклонился и загрубевшей грязной рукой коснулся моей щеки, моего лба, разгладил напряженную горячую кожу, ласковыми шершавыми пальцами погладил мне виски. Потом, прежде чем я успела понять, что происходит, он взял мое лицо в ладони и поцеловал. Один мягкий поцелуй в губы – такой уверенный, словно он был моим признанным любовником.

– Тогда удачи тебе, Сара, – сказал он. – Ты всегда можешь от них уйти, ты же знаешь.

Я не отпрянула от его прикосновения. Я закрыла глаза и позволила ему делать со мной, что хочет. Мне было все равно. Потом я взяла его за запястья и держала, прижав его руки к своим щекам и глядя ему в глаза.

– Лучше бы мне умереть, – сказала я ему.

Мгновение мы стояли в тишине.

Потом Море беспокойно переступил, и наше единство распалось. Мальчик, принявший повод Моря, помог мне спуститься с седла. Уилл неподвижно сидел на лошади, глядя, как я ухожу по двору, как сияет в лунном свете корыто воды, словно покрытое льдом, как падают на мощеный двор квадраты желтого света из окон дома, как я закрываю за собой дверь и запираю засов.

На следующий день мы уехали в Лондон, так что соглядатаи леди Клары не успели рассказать ей о конном балагане и о похожей на меня молодой леди, откликавшейся на другое имя, которая посетила его.

Мы ехали не налегке.

Я вспомнила прежние времена, когда в один фургон помещалось все, что было необходимо семье из пяти человек. Во время первого сезона мы возили с собой постельное белье для четверых, смену костюмов, упряжь и задник – все погружалось в два фургона.

Мы с леди Кларой ехали в экипаже Хейверингов, Перри скакал верхом – ради собственного развлечения. За нами следовала грузовая повозка, в которой была вся наша одежда. Там же разместились лакей лорда Перегрина и две служанки. За ними двигался фургон, груженный всевозможными вещами, необходимыми леди Кларе для удобства: от простыней до дверных молотков. А по обе стороны этой кавалькады ехали верховые – конюхи и лакеи, вооруженные в дорогу мушкетонами и дубинками, на случай, если нас остановят и захотят ограбить разбойники.

На исходе первого часа, утомившись и заскучав, я от души надеялась, что так и выйдет.

Я была плохим дорожным товарищем леди Кларе. У нее была с собой книга, но я по-прежнему не могла прочитать ничего, кроме самых простых историй, а из-за подпрыгивания коляски я не могла водить пальцем по строке. У меня были с собой кое-какие записи о Широком Доле, времен моей мамы Джулии, но я не могла разобрать ее каллиграфический почерк, а леди Клара не стремилась мне помочь. И, к моему удивлению и все возрастающему неудобству, меня, как выяснилось, укачивало и тошнило в коляске.

Сперва я даже не поверила, когда у меня заболела и закружилась голова. У меня, всю жизнь просидевшей на козлах фургона, частенько евшей и спавшей внутри его!

Коляска крепилась на толстых кожаных ремнях и прыгала, как сиськи домохозяйки, и моталась из стороны в сторону. Огромная, скачущая вприпрыжку свинья, обитая изнутри мерзким голубым. Я бы благословила любого разбойника, который бы нас остановил. Тут же выскочила бы из коляски и стала умолять, чтобы он дал мне прокатиться на его лошади.

– Ты бледна, – заметила леди Клара, оторвавшись от книги.

– Меня тошнит, – сказала я. – Я из-за этой коляски заболею.

Она кивнула.

– Не говори «тошнит», говори «нехорошо», – сказала она и потянулась за ридикюлем.

Она достала оттуда флакончик с нюхательными солями и протянула его мне. Я такого прежде никогда не видела.

– Это пьют? – спросила я, поднимая флакончик к свету и стараясь рассмотреть, что внутри.

– Нет, – ответила леди Клара, переливчато рассмеявшись. – Это нюхательные соли. Поднеси к носу и понюхай.

Я вынула пробку и сунула флакончик под нос. От души вдохнула и задохнулась. Голова у меня закружилась еще больше, в ноздрях защипало.

Леди Клара так и покатилась от смеха.

– Ох, Сара! – воскликнула она. – Маленькая ты дикарка! Помаши им под носом и дыши, как обычно. Я подумала, тебе это поможет.

Я заткнула флакончик и вернула его ей. Порылась в кармане, вытащила платок, вытерла горевший нос и промокнула глаза.

– Мне было бы лучше, если бы я ехала верхом, – сказала я.

– Исключено, – ответила леди Клара, и на этом разговор был окончен.

Я закрыла глаза, чтобы все кругом не качалось и не кружилось при движении, и какое-то время, должно быть, проспала, потому что в себя я пришла, когда колеса коляски уже скрипели и стучали по брусчатке. Я проснулась рывком – вокруг меня шумел город и кричали носильщики. Вонь царила отвратительная, шум стоял, как в Солсбери в базарный день, и преследовал нас еще милю. Я поверить не могла, что в мире может быть столько людей, столько повозок, нищих, попрошаек, разносчиков и торговцев.

– Лондон! – сказала леди Клара со вздохом облегчения, дававшим понять, как тяжело ей было жить в деревне.

Я кивнула, но вместо волнения почувствовала лишь страх. Я бы согласилась теперь на что угодно, лишь бы не быть здесь, не быть мисс Сарой Лейси, приехавшей на свой первый сезон в качестве юной леди, направляющейся в городской особняк Хейверингов, где ждала в детской маленькая мисс Джулиет, и должна была явиться утром повидать матушку новобрачная леди Мария де Монтерей.

– Тебе не могут не понравиться мои дочери, – сказала леди Клара.

Ее голубые глаза затуманились, словно она угадала мои мысли, когда я побледнела и затихла.

– Нет, – убежденно сказала я.

– Они не могут тебе не понравиться, потому что ничего не будут для тебя значить, – сказала она ровным голосом. – Джулиет – просто невежественная школьница, не по годам развитый ребенок, довольно хорошенькая. Мария – маленькая мегера. Я удачно выдала ее замуж, прежде чем ее муж обнаружил, какой у нее острый язык. Она должна бы благодарить меня за это, но она не станет.

Глаза леди Клары блеснули поверх веера.

– Она тебя возненавидит, – откровенно сказала она и улыбнулась.

Я задумалась. Сара Лейси, юная леди, боролась во мне с цыганкой Меридон. Меридон одолела.

– Терпеть не могу бабские свары, – брякнула я. – Не хочу, чтобы она меня задирала. Все и так будет плохо.

Леди Клара зловеще улыбнулась.

– Не говори «бабские свары», Сара, – сказала она. – И не будь такой нудной. Не так все будет плохо. Тебе предстоит выйти в свет, в общество, которое твое по праву. И ты можешь положиться на меня, я укрощу худшие проявления дочернего злоумышления.