Филиппа Грегори - Меридон

Я вернулась первой. На мне была мерцающая голубая рубашка и пара тонких белых бриджей – уменьшенная копия костюма Джека. Я не волновалась из-за низкой учебной трапеции; к тому же моей задачей было только раздразнить аппетит зрителей перед основным номером на трапеции. Но, когда я шла к двери амбара, ноги у меня в деревянных башмаках были ледяные. И болело все, словно я упала или меня ударили в живот. Радость Дэнди и Кейти от того, сколько они сегодня всего продали, и от улыбки человека из Лондона, сказавшего: «Нет, спасибо», – меня не тронула. Я едва их слышала. Меня охватило глубокое мрачное чувство, словно я была ведром, медленно опускавшимся в глубокий колодец. Голоса других доносились до меня словно дальнее эхо.

– Что с тобой, Мэрри? – спросил подошедший к нам Джек. – Вид у тебя нездоровый.

Я оглянулась на него. У меня перед глазами все расплывалось, лицо Джека то приближалось, то делалось дальше.

– Мне нехорошо, – сказала я.

Я на мгновение задумалась, а потом узнала этот холод в животе.

– Мне страшно, – сказала я.

Рука Джека легла мне на плечо, и я не дернулась, позволив ему прикасаться ко мне.

– Ну не из-за маленькой же трапеции! – укоризненно сказала Кейти. – Чего там бояться!

Я посмотрела на нее сквозь туман, окутавший меня.

– Нет, – неуверенно произнесла я. – Я не ее боюсь.

Я искала глазами Дэнди и не видела ее. К нам вышел Роберт, позвал Джека помочь им с Ри натянуть сетку.

Я позвала:

– Дэнди! – внезапно испугавшись чего-то, и ее любимое лицо появилось передо мной. Она ласково сказала:

– Что такое, Мэрри? Ты бледная, как будто призрака увидела. Это меня должно тошнить!

Я слышала далекий шум, словно где-то рушился со скалы водопад. Что-то неслось на нас, быстро, как падающая вода.

– Почему? – с напором спросила я. – Почему это тебя должно тошнить?

Дэнди откинула голову и рассмеялась.

– Я хотела тебе потом сказать, – ответила она.

Она замолчала, и я услышала, как Роберт в амбаре объявляет:

– А теперь, Леди и Джентльмены, и Почетный Гость, Почтеннейшая Публика, мы начинаем второе отделение нашего известного всей стране Представления – Поразительное Воздушное Действо Роберта Гауера! Сперва – Мамзель Меридон на трапеции!

– Тебя объявили! – позвала меня Кейти, открывая передо мной дверь.

Я видела в щель приоткрытой двери Ри и Джека, проверявших столбы, к которым крепилась страховочная сетка. Джек стоял ко мне спиной, но лицо Ри бороздили сосредоточенные морщины. На мгновение беспокойство мое утихло. Я знала: Ри удостоверится, что сетка натянута надежно.

Я слышала аплодисменты и шум, который издает публика, когда взволнована ожиданием. Меня ждали в амбаре, но ноги мои не шли. Мимо меня прошел Джек.

– Ступай, Мэрри! – тихо произнес он. – Тебя объявили.

Он прошел мимо меня к зеркальцу, которое Дэнди прибила возле фонаря, и стал поправлять рубашку.

Я снова повернулась к Дэнди.

– Не пойду, пока ты мне не скажешь! – сказала я.

Я словно искала свет в створе глубокого колодца.

Она подтолкнула меня в спину, и лицо ее светилось торжеством и весельем.

– Ступай, Мэрри! – сказала она. – Ты упрямая, как мул! Я тебе потом все расскажу.

Но ноги мои не двигались, и она подтолкнула меня еще раз, сказав:

– Иди! Все, как я говорила! Я поймала Джека и собираюсь сказать его отцу. Я ношу его ребенка, так что скоро появится у Гауера внучок, который все это унаследует! А я буду его мамой. Я тебе говорила, что все это заполучу, и вот оно! Теперь я его поймала, и он не отвертится. Скажу ему после представления.

Я обернулась как ужаленная, но Кейти оторвала меня от Дэнди и вытолкнула в дверь амбара. Я увидела, как Джек отходит от зеркала. Увидела его оторопевшее лицо, с которого слетело всякое выражение. Он слышал все.

Ри схватился за створку двери и стал закрывать ее за мной.

Я знала, что Джек слышал.

Знала, что до него долетел торжествующий голос Дэнди, что он разобрал слова. Он повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть ее улыбку и услышать, как она произнесла:

– Теперь я его поймала, и он не отвертится.

Я беспомощно стояла перед зрителями, словно забыла, зачем я здесь. Оглянувшись, я увидела, что дверь амбара застряла из-за какой-то неровности на земле, и Джек подошел помочь Ри закрыть ее, послушный сын своего отца, приказавшего, чтобы между номерами дверь всегда была плотно закрыта.

Я подошла к низкой трапеции, подвешенной под стойкой девушек, сбросила деревянные башмаки и подняла руки над головой. Роберт подсадил меня, и мгновение я просто висела, будто забыв, что надо делать. Потом начала работать, и трапеция качалась взад-вперед, словно язык колокола в моей голове.

Я не могла понять, что мне сказала Дэнди. Я слишком устала и заработалась, чтобы что-то понять. А представление шло в своем неотменимом ритме. Я видела, как смотрел на меня человек, сидевший в первом ряду, и улыбнулась пустой ненастоящей улыбкой, крутанулась, зацепилась коленями за перекладину, повисла вниз головой. Зрители вяло захлопали. Я закинула голову, потянулась вперед, держась за перекладину заведенными за спину руками, сделала «птичье гнездо». Мне снова захлопали, уже живее. Трапеция качалась у меня в мозгу, тик-так, тик-так, пока я разгоняла ее.

Мне казалось, что где-то далеко, в большом доме, ждет своей участи рыжеволосая женщина. А я была часами, которые тикали, приближая мою участь. Я поднялась и кувыркнулась на трапеции, так что перекладина оказалась у меня под бедрами, Дэвид называл это «ночевкой». Голову я держала высоко, улыбаясь. Красные ленточки залепили мне глаза, но я даже не моргнула. Меня кружило в густом тумане, я не могла ни думать, ни видеть.

Я соскочила с трапеции, сделав жульническое полусальто, и встала на ноги. Мне очень громко хлопали, кто-то из задних рядов одобрительно кричал. Я оглянулась в поисках Дэнди.

– А теперь! – выкрикнул Роберт, когда аплодисменты стихли. – Мы представляем Отважного, Поразительного… Джека Гауера!

Джек вышел и поклонился.

Я увидела, что лицо у него белое, как бриджи, а глаза невидящие. Вид у него был такой, словно его жизнь сейчас рухнет. Он бросил на меня озадаченный взгляд, когда я подняла руку и указала на него, как учил нас Дэвид. Выражение лица у Джека было растерянное и испуганное, как у заблудившегося ребенка.

Я попыталась ему улыбнуться: он должен был думать лишь о том, чтобы поймать девушек, когда они к нему летят; но обнаружила, что не могу. Губы мои были растянуты над сохнущими деснами в бездушном подобии улыбки. Я скалила зубы на публику, а не улыбалась. Джек смотрел на меня так, словно я могу ему помочь. Так, словно хотел спросить, что ему делать. Так, словно растерялся, не веря в то, что услышал.