Дженнифер Маккуистон - Лето возлюбленных

Когда они приблизились к участку пляжа, где зрители могли следить за соревнованиями сидя, на баронессу внезапно напал приступ кашля. Придерживая ее хрупкое тело, которое ходило ходуном в его руках, Дэвид снова задался вопросом, насколько разумно подвергать слабеющие легкие матери воздействию влажного воздуха.

– Пожалуй, нам лучше вернуться в отель, матушка, – предложил он, встревоженный.

– Я ничего не увижу из окна номера, – возразила она, покачав головой. – Нет, давай останемся. В газете писали, что это событие нельзя пропустить.

– Ты слишком больна для подобных усилий, – покачал он головой. – Доктора говорят…

– Доктора озабочены состоянием моих легких, – с легким присвистом перебила его мать. – А меня больше волнует состояние моего мозга.

Дэвид склонил голову набок, глядя на свою миниатюрную, но решительную матушку. Она казалась почти прозрачной, хотя менее упрямой от этого не стала. Собственно, он подозревал, что с ней было бы гораздо проще управляться, если бы проблемы проистекали от ее ума.

– С состоянием твоего мозга все в порядке, насколько я могу судить.

– Если я умственно здорова, то только потому, что отказываюсь жить в прошлом, цепляясь за рекомендации врачей. Я не просила ни этой беды, ни этого жуткого диагноза, но отказываюсь вести образ жизни затворницы, лишая себя всех радостей. – Она устремила на него проницательный взгляд. – Не стоит прятаться, лелея старые раны. Запомни это.

Дэвид резко втянул воздух, пораженный ее неожиданной интуицией.

– К чему было это замечание? – Он подвел мать к пустому стулу, согнав пару чаек, устроивших там подобие насеста. – Я не болен и не ранен.

– Возможно, физически. Но с той злосчастной истории с Элизабет Рамзи ты живешь вполсилы. Не думай, что мы с отцом ничего не замечаем.

Дыхание Дэвида оборвалось, а вместе с ним ропот толпы и отдаленный шум прибоя, оставшись за пределами его внутреннего горизонта. За все одиннадцать лет, минувшие с того дня, мать никогда не поднимала эту тему, хотя он всегда подозревал, что, как и все остальные обитатели Морега, считает его виновным в смерти Элизабет.

Почему она заговорила об этом сейчас?

Длинные пальцы матери обхватили его внезапно увлажнившееся запястье.

– Ты замечательный сын, Дэвид, и настоящий мужчина: вот вчера спас целую семью, рискуя собственной жизнью.

Дэвид отпрянул, словно его хрупкая как тростинка мать врезала ему кулаком в живот как заправский боксер.

– Откуда ты знаешь? – Он приложил определенные усилия, чтобы до нее ничего не дошло, не желая подвергать лишним волнениям.

Ее пальцы крепче сжали его запястье.

– Это было на первой странице местной газеты. Может, мои легкие и слабеют, но, уверяю, зрение все такое же острое, как раньше.

– Это не я один… Любой на моем месте…

– Не любой. – Она покачала головой, отпустив его запястье. – И если верить газете, никто не последовал твоему примеру, кроме той девушки, мисс Кэролайн Толбертсон. – Мать опустилась на стул со вздохом облегчения. – Просто ты, кажется, до сих пор не способен видеть то, что все остальные всегда знали. Мужчина, который бросился вчера в воду, чтобы спасти эту несчастную семью, все тот же, что был и в истории с Элизабет. У тебя доброе сердце, Дэвид, и, будь хоть малейшая возможность спасти ее, у меня нет и тени сомнений, что ты бы это сделал.

В горле Дэвида образовался тугой ком, и он выдержал паузу, расправляя одеяло вокруг ног матери.

– У меня была такая возможность, мама, но я предпочел более простой выход.

Миссис Кэмерон покачала головой.

– Я знаю, что она отвергла твое предложение. И мне известно кое-что еще, о чем ты не знаешь. Она начала кокетничать с Джеймсом Маккензи даже раньше, чем ты успел уехать из города.

Дэвид резко втянул воздух. Ходили слухи, что в те последние дни Элизабет обратилась за утешением к его лучшему другу, Джеймсу Маккензи. Дэвид вынес это из разговоров, которые гуляли по Морегу как ветер с нагорья, но всегда думал, что это он толкнул Элизабет в объятия Джеймса, не подозревая, что она сделала это по собственному желанию.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил он.

– От его матери. Тебе, наверное, известно, что недавно Джеймс помирился со своими родственниками и прояснил некоторые факты, связанные с той историей. – Она затенила глаза ладонью, устремив взгляд на горизонт, словно речь шла о чем-то обыденном, а не о самом драматическом событии в жизни ее сына. – Подумать только, какое ужасное решение приняла эта девушка. Эгоистичное, я бы сказала. Она могла бы обратиться к нам, мы с радостью позаботились бы о ее благополучии.

Ее рука медленно опустилась, и он увидел слезы у нее на глазах.

– Нам это тоже причинило боль. Ведь это был наш внук. Ты не желал говорить об этом, и мы могли только наблюдать за твоими страданиями и надеяться, что время вылечит всех нас.

Дэвид сделал вид, что поправляет уголок одеяла, не зная, что сказать. Неудивительно, что его мать так одержима идеей увидеть его женатым и подержать на руках светловолосого внука. До этого момента ему не приходило в голову, что она, возможно, тоже переживает собственную утрату.

– Я не сознавал, что ты так много знаешь о случившемся с Элизабет.

– Ну, пока ты был в армии, мы с твоим отцом тоже не сознавали, как сильно повлияла на тебя та история. Но когда ты вернулся в Морег, стало ясно, что ты все еще живешь в тени прошлого. Мы оба решили, что тебе нужен небольшой толчок, чтобы снова начать жить. – Она поерзала на сиденье, но отказалась от его помощи, когда он попытался отрегулировать спинку ее стула. – Эта поездка задумана не только ради меня, но и ради тебя, как ты, полагаю, догадался.

Губы Дэвида сжались. Он подозревал, конечно, что за его спиной плетется какой-то заговор, но предполагал, что поездка в Брайтон затеяна, чтобы помочь ему найти жену, а не излечить его душу. Теперь настойчивость матери в выборе пункта назначения обрела больший смысл. Она знала, что его полк стоял поблизости от Брайтона, и, должно быть, рассчитывала, что география сыграет роль в его переосмысливании прошлого.

Дэвид с усилием сглотнул, протолкнув благодарность, которая комом застряла в горле, на более подходящее место в глубине груди. До этого момента он, в сущности, не сознавал свою потребность в прощении, как и решимость матери предоставить его ему.

– Спасибо.

Она протянула худенькую руку и снова сжала его пальцы.

– Ты провел десять лет в армии, жертвуя собой во имя Господа и отечества. Какие бы ошибки ты ни совершил в юности, какую бы роль ни сыграла во всем Элизабет, тебе не кажется, что пришла пора простить? А если не простить, то хотя бы двинуться дальше?

Дэвид испустил долгий прерывистый вздох. У него было такое ощущение, словно мать взялась за свободный конец клубка и потянула, и тот начал распутываться. Едва ли он мог отрицать, что, если бы письмо Элизабет пришло раньше, он мигом вернулся бы в Морег, невзирая на возможные последствия и недовольство начальства.