Кристина Брук - Мой прекрасный негодяй

Он наверняка уговорит Розамунду сопровождать Хилари в свет – Давенпорт нимало не сомневался, что добьется успеха со своей мягкосердечной кузиной. Оставалась еще одна непростая задача – уговорить опекуна девушки согласиться с предложенным планом. Однако Давенпорт был уверен, что, если он сумеет поставить Девера перед свершившимся фактом, у того не останется другого выхода, как только уступить.

Он будет просто глупцом, если не уступит. Обреченная гнить заживо в Грейндже, Хилари не представляла для него никакого интереса. Во время лондонского сезона ей представится случай составить подходящую партию, которая сделает честь ее семье, а заодно поможет братьям сбыть ее с рук. Девер мог быть человеком грубоватым, но далеко не глупым. Он легко увидит все преимущества того, что в свет девушку выведет именно Розамунда.

Прежде чем он успел что-либо сообразить, Давенпорт оказался стоящим в коридоре рядом с бывшей спальней Жаклин – куда, как он слышал, домоправительница собиралась проводить Хилари.

Бедняжка. Она так утомилась в пути. Без сомнения, сейчас она уже крепко спала.

Быстро оглянувшись по сторонам, он повернул ручку двери и проскользнул в безмолвную спальню.

Давенпорт прикрыл за собой дверь. Комната, освещенная только камином, была погружена в полумрак, и ему пришлось выждать несколько мгновений, пока его глаза привыкнут к темноте.

Его встретила тишина, нарушаемая лишь тиканьем каминных часов. Он не мог слышать ее слабое, ровное дыхание, как минувшей ночью. На какой-то миг он даже подумал, что попал не в ту комнату, но потом сообразил, что занавески вокруг постели были задернуты. Давенпорт потихоньку приблизился к кровати и приоткрыл бархатные драпировки.

Она была там, погруженная в глубокий сон. В темноте он не мог различить очертаний ее тела – только бесформенную массу постельного белья. Вся закутанная в одеяла, спящая сном праведницы…

Он знал по опыту, как крепко она спала. Прошлой ночью он поднял ее с кресла, перенес на кровать и уложил рядом с собой, чтобы развязать ее корсет. Оберегая ее скромность, он даже сделал это с закрытыми глазами, скользя пальцами под одолженной у хозяев ночной рубашкой, которую она надела.

Нельзя сказать, чтобы прикосновение к ней не доставляло ему удовольствия – он даже не удержался от некоторых «случайных» вольностей, вовсе не оправдывавшихся необходимостью снять дамский корсет. Воспоминание об этом до сих пор согревало его.

Самым трудным оказалось извлечь уже расшнурованный корсет из-под ночной рубашки. Давенпорт был уверен, что она проснется. Однако она не проснулась – что, впрочем, было неудивительно после такого долгого и утомительного дня.

Давенпорт вынул тонкую свечку из сосуда на камине и, поднеся ее к огню, зажег с ее помощью одну из свечей. Затем он поднес свечу к постели, уверенный в том, что даже стадо слонов ее не разбудит. А если даже и разбудит, что в этом дурного? Ведь им нужно было выработать свою тактику на предстоящий день. А если это, в свою очередь, приведет к чему-то более интересному, кто он такой, чтобы сетовать?

Он заметил, что она забыла заплести волосы в косу. Мягкий золотистый свет свечей подчеркивал темное золото ее разметавшихся прядей. Во сне, с умиротворенным выражением лица и слегка приоткрытыми в слабом подобии улыбки губами она выглядела восхитительно свежей и очень, очень милой.

От этого зрелища дыхание замерло в его груди.

Он хотел, чтобы она проснулась и они могли обсудить ее будущее, а также то, что произошло этим вечером в бальном зале. Кроме того, он хотел – вернее, горел желанием – разбудить ее и в метафорическом смысле слова тоже. Когда еще невинность казалась ему настолько притягательной и настолько неотразимой?

И все же не только ее невинность влекла его к ней, но и отвага, с которой она следовала за своим заветным желанием, а также ее способность видеть то, что скрывалось за его добродушным подшучиванием и внешностью повесы. И до чего же восхитительной она выглядела, озадаченная своим собственным желанием. Она, по всей вероятности, даже не понимала, что все эти вспышки внутри ее, от которых ее то и дело бросало в жар, были проявлением старой доброй плотской страсти.

Да, добропорядочная мисс Девер была способна на великую страсть. Уже сам ее характер свидетельствовал об этом. Будет жаль, если она выйдет замуж за какого-нибудь деревенского зануду, который понятия не имеет, каким образом воспламенить в ней эту страсть.

Он твердо верил в право каждой женщины на удовольствие для себя. Он уже переспал с достаточным количеством замужних дам, чтобы понять: если бы их мужья удовлетворяли их в постели, они бы не искали его общества. Что за преступление – держать их в невежестве! Большинство из них даже не знали, что потеряли.

Неожиданно он задался вопросом, правильно ли поступал, помогая Хилари в поисках мужа. Зная, как неодобрительно она относилась к нему, собственным братьям и прочим мужчинам того же сорта, он мог представить себе, что она предпочтет выбрать в супруги степенного старого трезвенника – кого-нибудь вроде Бекингема, ради всего святого!

Он моргнул. Бекингем подошел бы ей как нельзя лучше.

От этой мысли ему захотелось что-то ущипнуть – лучше всего гранитную челюсть его кузена.

Но нет. Давенпорт с облегчением вспомнил о том, что хотя граф Бекингем неизменно выполнял свой долг, заседая в палате лордов во время сессий парламента, он никогда не принимал участия в увеселениях сезона. Кроме того, Бекс скорее всего станет воротить нос от одной идеи о свадьбе с девушкой из семейства Деверов. А Давенпорт не хотел видеть ее замужем за человеком, презирающим ее семью. Это было бы еще хуже, чем брак с вышеупомянутым деревенским занудой.

Горячий воск капнул на его затянутую в перчатку руку. Он поспешно вставил свечу в подсвечник на столике рядом с кроватью.

Беспокойно забормотав, Хилари повернула лицо к свету, словно ища чего-то. Затянувшийся взмах ресниц – и вот она уже открыла глаза, прищурившись от света свечи.

– Не беспокойтесь, это я, – произнес он чуть слышно. – Давенпорт.

– Гм-м… – Она не окончательно проснулась, иначе непременно закричала бы.

Давенпорт улыбнулся про себя. Он был возбужден, как какой-нибудь прыщавый юнец, а она этого будто совсем не замечала. Перед ним была единственная женщина, способная противостоять его пресловутому очарованию. И о чем он только думал, разбудив ее посреди ночи после такого утомительного путешествия? Ему следовало знать лучше…

Жаль только, что мужской орган в его брюках не мог рассуждать столь же последовательно и логично, как и его мозг.

– Спите спокойно, – пробормотал он, слегка скривив губы.