Кристина Брук - Мой прекрасный негодяй

– Так что же случилось этим вечером, Джонатан?

Он прерывисто вздохнул:

– Из-за меня умер человек.

У Хилари засосало под ложечкой. Неудивительно, что он казался бледным как смерть, когда вошел в бальный зал.

– Расскажите мне.

И Давенпорт рассказал ей все. Даже если бы она и без того не сходила с ума от тревоги, этот случай, несомненно, донес бы до нее и всю серьезность положения, и близость грозившей ему опасности.

– И тем не менее вы пришли на бал, – заметила она удивленно.

– Я нуждался в вас, – произнес он. – Быть рядом с вами – единственное, что могло спасти меня от безумия.

Он взял ее за руку и приник страстным поцелуем к ее ладони. Она в ответ обвила руками его плечи и поцеловала с щемящим чувством отчаяния – и крохотной долей надежды.

– Я вовсе не то имела в виду, когда мы говорили в беседке, – промолвила она.

Он наклонил голову, прижимаясь к ее лбу:

– Я знаю.

– Джонатан, я люблю вас. Люблю до боли в сердце. Я никогда не думала, что любовь может быть такой…

Давенпорт отстранился от нее, всматриваясь в ее лицо. Его собственное приняло очень странное выражение. Она прочла отторжение в темных глазах, отказ в изгибе его губ. Однако это выражение тут же исчезло, сменившись… чем? Жалостью? Сочувствием? О Господи, это было еще хуже!

Хилари показалось, будто внутри ее что-то обрушилось, как заброшенный дом под последним ударом стихии. Она попыталась отодвинуться от него, однако он крепко удерживал ее, между тем как душа ее на глазах обращалась в горстку пепла.

– Погодите, Хани! Я…

Тут дверь распахнулась, открывая их взорам безошибочно узнаваемую фигуру женщины.

Леди Мария Шанд.

– Проклятие! – пробормотал Давенпорт и тотчас выпустил Хилари, словно она была сделана из горящих углей. Хотя девушка и понимала все благоразумие его поступка, та поспешность, с которой он это сделал, стала для нее еще одним ударом.

Несмотря на то что он тотчас разомкнул объятия, их свидание никоим образом не могло выглядеть невинным. Нужно было быть невероятно глупым, чтобы не понять, что только что между ними произошло, а леди Марию, при всех прочих ее недостатках, никак нельзя было назвать глупой.

Незваная гостья вступила в круг света, отбрасываемого свечой.

– Вы так предсказуемы, Давенпорт! Всегда выбираете для подобных целей музыкальный салон. Хотелось бы знать почему?

– Что вы тут делаете? – Хилари еще никогда не приходилось слышать, чтобы Давенпорт говорил с кем-либо таким холодным тоном.

Ясные голубые глаза леди Марии окинули их взглядом:

– Так, значит, это правда. Отец говорил мне, но я отказывалась верить. Вы спутались с этой Девер!

– Что вашему отцу об этом известно? – Голос Давенпорта прозвучал резко.

– О, только то, что вы путешествовали с мисс Девер из Линкольншира в Лондон без компаньонки. И что вы провели по дороге ночь под одной крышей, как муж и жена. – Она загадочно улыбнулась. – Уже одного этого достаточно, чтобы вызвать скандал, который покроет имя мисс Девер позором от столицы до самого Эдинбурга.

Вся кровь отхлынула от лица Хилари. Она была обесчещена. Собственное безрассудство в конце концов вышло ей боком. Она была виновна и ничего не могла предъявить в свое оправдание – ничего, кроме любви. Однако любовь в высших светских кругах не рассматривалась как смягчающее обстоятельство.

Она ждала, что Давенпорт заговорит, что он найдет какой-нибудь выход из создавшегося положения. Ей самой в голову приходил только один…

Давенпорт вобрал в себя воздух и, даже не взглянув в сторону Хилари, произнес:

– Мисс Девер оказала мне честь, приняв мое предложение руки и сердца. – Эти слова вышли у него гладко, но без малейшего оттенка радости или сердечности.

– Так вот оно что! – Леди Мария презрительно рассмеялась. – Боже правый, Давенпорт, вы совсем лишились рассудка? Какая-то деревенская мышка – ни красоты, ни стиля, к тому же еще одна из Деверов, – и вдруг выходит замуж за наследника Уэструдеров!

Хилари поднялась и выпрямила спину. От обиды и еле сдерживаемой ярости она вся дрожала, однако скорее умерла бы, чем позволила этой злобной девице увидеть ее реакцию.

– Возможно, я и Девер, но по крайней мере никто и никогда не обвинял меня в вульгарности, леди Мария.

– Ох! – Изумление и обида в ее голубых как лед глазах, вызвали у Хилари желание рассмеяться, несмотря на боль в сердце. – Давенпорт, и вы позволите ей говорить со мной в таком тоне?

– Да, – ответил Давенпорт просто. – И вы даже не представляете, какое мне это доставит удовольствие. Он отвесил ей поклон: – А теперь, если вы уже покончили с вульгарными замечаниями, миледи, считаю своим долгом известить вас, что вы здесь de trop [11].

– Да, я ухожу, – прошипела леди Мария, щеки которой так и пылали румянцем. – Но вы, мисс Девер, можете считать себя обесчещенной. Я расскажу всему свету о том, что видела сегодня вечером, а также о том, что стало известно моему отцу. Посмотрим, кого тогда обвинят в вульгарности.

С этими словами леди Мария выплыла из комнаты, оставив Хилари в состоянии шока. Карточный домик, который она сооружала с такой тщательностью и заботой, должен был вот-вот вспыхнуть ярким пламенем.

Давенпорт задержался ровно настолько, чтобы взять ее руки в свои.

– Все будет хорошо, Хани, – произнес он. – Я сумею исправить дело. Она никому ничего не скажет. И вам не придется выходить за меня замуж.

Ей казалось, будто его голос доносится до нее сквозь толщу льда. Холод овладел Хилари до такой степени, что она не была уверена, в состоянии ли она двигаться или говорить. Усилием воли она заставила себя утвердительно кивнуть, хотя больше всего на свете ей хотелось с протестующим криком ухватиться за него и никогда больше не отпускать.

Он поднес ее застывшие руки к губам и запечатлел на них поцелуй, после чего тут же устремился следом за леди Марией.

Дрожащими пальцами Хилари попыталась хоть как-то привести себя в порядок. На большее она оказалась не способна, ибо в данный момент думать даже на шаг вперед казалось непомерным испытанием для ее онемевшего рассудка.

Вскоре руки девушки бессильно опустились. Какой в этом толк? Платье ее было помято, прическа растрепана, свидетельствуя перед всем миром о ее позоре. Даже если бы она умела укладывать волосы, в музыкальном салоне не было ни единого зеркала, чтобы ей в этом помочь.

Трикси находилась в дамской комнате вместе с другими горничными. Если бы только Хилари догадалась попросить Давенпорта прислать девушку к ней, то она по крайней мере смогла бы выбраться отсюда, не выглядя как падшая женщина, за которую ее приняла леди Мария.

Внезапно она поняла, что не может ждать возвращения Давенпорта. У нее не хватило бы стойкости сидеть тут и выслушивать его объяснения – что он не любит ее, что он никогда не собирался на ней жениться и не сделает этого и сейчас.