Мередит Дьюран - Обмани меня дважды

– Ты могла захотеть продать их.

– О! – Дорис задумчиво кивнула. – Да, в этом есть определенный смысл. Но… Я не знаю никого, кто ест трюфели. Вы их едите? С чего бы кто-то стал их есть? – Она явно очень сомневалась в том, что есть эти грибы безопасно. – Знаете, надо быть о-очень смелым человеком, чтобы съесть что-то, походящее на грязь, мэм.

– Его светлость ест трюфели, – сухо произнесла Оливия. – И они были в той части кухни, где готовят для него, верно?

Захихикав, Дорис прикрыла рот рукой.

– Да, конечно, мэм! Но, честное слово, я не стала бы продавать ему трюфели – полагаю, он счел бы это весьма странным. Подумать только, горничная, продающая хозяину его собственные продукты! А если их никто даже не пробовал, то кому мне их продавать?

Дорис, должно быть, просто смеется над ней.

– Разумеется, ты продала бы их на рынке.

– Да? – На Дорис слова Оливии произвели впечатление. – Это отличный план, мэм! Мне такое и в голову не приходило.

Зато Оливии пришло в голову, что не стоит с таким пристрастием допрашивать Дорис, ведь она, по сути, снабжает ее руководством к мелким преступлениям.

– Ладно, не будем об этом, – торопливо сказала Оливия. – Кто-то из прислуги покупал себе в последнее время новые вещи? Или, может, хвастался тем, что у него неожиданно появились деньги?

– Почему… – Дорис от удивления широко распахнула глаза. – Ну-у, если подумать… Полли на днях выронила пенни, но даже не подумала подобрать его. Она сказала, что это плохая примета, если монетка падает гербом вниз, но я никогда о такой примете не слыхала.

Оливия выдохнула. Терпение!

– Трюфели, – промолвила она, – стоили бы гораздо больше, чем пенни, Дорис. Цена тех, что пропали, была выше, чем стоимость всей провизии, купленной за месяц.

Дорис откинулась назад, она явно была изумлена этим.

– Подумать только, а ведь выглядят, как грязь! – воскликнула она. – Так, выходит, это своего рода маскировка, мэм? Кто-то вздувает на них цену, чтобы сберечь их?

Мьюриел, пришедшая в кабинет Оливии следом за Дорис, немедленно продемонстрировала свои обширные познания. Слишком обширные, пожалуй.

– Я слышала, что они… – Понизив голос, она наклонилась к Оливии через стол. – Афро… – как-их-там, мэм? Вы понимаете, о чем я?

Через мгновение Оливия, к собственному ужасу, поняла.

– Ты имеешь в виду афродизиаки?

– Именно так! Так что, пожалуй, вместо того, чтобы смотреть на нас, вам бы лучше поискать старину Уилли, если вы понимаете, о чем я.

Оливия не понимала.

– Старина Уилли? – переспросила она. – Кто это? – Она была уверена, что уже успела познакомиться со всеми слугами. – Я не знакома с человеком, носящим это имя.

Мьюриел закатила глаза.

– Старина Уилли! – многозначительно повторила она. – Вам известно, кто это.

– Нет. – Оливия была сбита с толку. – Боюсь, я не знаю.

Ударив ладонями по столу, Мьюриел наклонилась вперед.

– А у кого есть самый старый Уилли? – прошипела она со свистом.

Оливия постепенно поняла, о чем толкует горничная. Она откинулась на спинку стула.

– Мьюриел! Соблюдай приличия! – прикрикнула она.

Мьюриел с деланым равнодушием приподняла одно плечо.

– Афродизиак, мэм. Надо искать Уилли, который никак не хочет работать. – Согнув мизинец, она грустно посмотрела на него. – Там вы и найдете наши трюфели.

Что за неприличная и нелепая теория! Однако Оливия начала невольно вспоминать слуг.

– Но, выходит, что это может быть… – Она сконфуженно замолчала.

– Именно так! – Сложив на груди руки, Мьюриел серьезно кивнула. – Это сделал старый Джонз!

Лишь Полли стала возражать против расспросов.

– Я думала, что хуже миссис Райт с ее засунутыми под ковер монетками никого не придумаешь. Если не убрала их, значит, плохо подметала. Если убрала – значит, ты воровка! Но трюфели! Сохрани меня, господи, уж лучше бы меня обвинили в краже денег! Я – честная, хорошая девушка. Откуда у меня могут быть отношения с французами?

– Но… – Оливия приложила ладонь ко лбу – у нее начиналась головная боль. – Какое отношение к этому могут иметь французы?

– Но ведь трюфели едят французы, правда? Да, это французское блюдо. Я-то уж знаю, что к чему. И я должна гулять с французом, уж спасибо большое за это! – тяжело дыша, говорила она. – Не хочу и слова слышать против этого!

В тот же день, позднее, Оливия с тяжелой головой и прежним отсутствием информации оказалась в кладовой Джонза.

– Я не знаю, кто взял трюфели, – сказала она. – Понятия не имею!

– И я тоже, – со вздохом промолвил Джонз. – Но мы должны держать ухо востро, миссис Джонсон.

– Да уж. – Оливия едва смогла заставить себя взглянуть на него, так как боялась сильно покраснеть. Неужели еще кто-то обращается к нему в частной беседе, как к… О, она даже не смогла вспомнить это имя.

– Можете не сомневаться, – серьезно проговорил он, – я раньше сталкивался с подобными загадками. Рано или поздно правда все равно всплывет на поверхность. О, здравствуй, Мьюриел! Ты что-то хотела?

Оглянувшись, Оливия увидела горничную, качавшую головой. А потом, улыбнувшись, Мьюриел показала Оливии согнутый мизинец, прежде чем пропасть из виду.

– Любопытно, – пробормотал Джонз. – Не заставляли же вы их давать клятву, зацепившись с вами мизинцами, миссис Джонсон?

Оливия нарочно закашлялась, пытаясь скрыть смущенный смех, а затем принесла подобающие извинения.

Его светлость пожелал свежие газеты.

На следующий день после завтрака эта новость быстро разнеслась по дому, и, судя по тому, с какой скоростью это произошло и какое изумление у слуг вызвала новость, можно было подумать, что герцог пригласил священника, чтобы обратиться к Богу, или что он решил уволить всю прислугу.

Новость привела большинство слуг в мрачное настроение, во всяком случае, Оливия увидела, что Викерз и двое других лакеев стоят у кабинета Джонза в напряженном молчании.

– Представить не могу, что вы ему сказали, – пробормотал Викерз вместо приветствия. – Он уже несколько месяцев и не думал читать. – Он нахмурился. – А почему вас-то это так радует?

Гордость была ее большим грехом. «Прекрати меня злить», – в детстве бранила Оливию мать. Но Оливия никогда не могла выносить плохое настроение матери и ее хандру; от них всегда можно было избавиться. Неужели Марвик совсем другой? Оливия была уверена, что просьбу герцога принести газеты можно расценивать как положительный знак проводимой ею стратегии. И если не считать всей этой ерунды про убийства людей, он выйдет из своих покоев не позже, чем через неделю.

– Не берите в голову, – сказала она Викерзу. – А почему вы все еще тут? Отнесите ему газеты.

– «Телеграф» мы не получаем уж целую вечность. Я отправил Брэдли купить ее. А теперь… – Викерз махнул головой в сторону двери Джонза, – их, должно быть, гладят.