Киран Крамер - Мой граф

А когда он отказался спустить панталоны, она инстинктивно поняла, что надо повернуться к нему спиной, поднять руки к груди и вжаться задом ему в живот. Если и это не заставит его раздеться, то она уж и не знает, что еще ей сделать.

Хотя, пожалуй, у нее имеется парочка идей…

Наверняка есть много способов соблазнить Грегори, и она намерена выяснить, каковы они. Она не остановится, пока не найдет тот, что подействует.

Она обхватила его руку, массирующую ей грудь, и с каждым вращением таза чувствовала, как он капитулирует чуть больше, пока наконец вновь не повернулась лицом к нему. Затем Пиппа без труда расстегнула ширинку и спустила панталоны. И тут же отвлекла его новыми поцелуями, на этот раз в окаменевший живот.

Какой же это был приятный способ хоть немножко взять верх над Грегори.

– Боже, ты убиваешь меня, – пробормотал он, когда его вздыбленная плоть вырвалась на свободу. – Прекрасная, бесподобная.

От этих слов сердце Пиппы смягчилось, но только чуть-чуть, потому что в его голосе она услышала такое…

Такое чувство.

Что происходит с тем надменным Грегори, которого она знает?

Она боялась, что слишком увлекается. Но не успела подумать что-то еще или поцеловать его куда-то еще, как он дернул ее за локоть вверх. Не сильно, но твердо.

И теперь уже Грегори поцеловал ее, а не наоборот. Поцелуи его были сдержанными, дразнящими, и, когда она потянулась, чтобы дотронуться до него, он отвел ее руку.

– Я позволял тебе думать, что ты имеешь преимущество, – прошептал он. – Приготовься усвоить урок.

– Вот уж не думаю, – возразила Пиппа, но испугалась. Между ног у нее было горячо и мокро. Грудь томилась в ожидании ласк, а рот жаждал приглашения его языка.

Голый, как в день своего появления на свет – и более привлекательным Пиппа его еще никогда не видела, – Грегори забрался к ней на кровать и потянул ее на себя. Пиппа приземлилась ему на грудь, и он пригвоздил ее, обхватив ногой под коленками. Секунду спустя он перекатился, и она оказалась под ним.

Пиппа попыталась оттолкнуть его, но он держал ее крепко.

– Нет, – сказала она. – Ничего у тебя не выйдет.

– О, в самом деле? – Он скептически вскинул бровь.

– Да.

– Не двигайся, – приказал Грегори.

Как будто Пиппа могла. Ее ноги были в крепком, надежном плену. Он протянул руку вправо и взял бокал с вином, капельку которого затем влил в углубление пупка.

– Я же сказала, что ничего не выйдет. – Но втайне Пиппа трепетала от его действий.

Грегори обвел языком крошечную лужицу бордово-красного эликсира, при этом поглаживая бедра Пиппы. Она приподняла живот ему навстречу, желая большего. То, что он делал с ней… это была пытка, утонченная, изысканная пытка. Наконец он слизал вино языком и стер остатки губами.

Это придало поцелую, которым он приник к ее губам, дополнительной сладости. Его твердый мужской торс накрывал грудь, ноги твердо удерживали ее ноги, и он подцепил левое колено локтем и высоко поднял его. Плоть Пиппы обнажилась, как никогда прежде, и она ощутила, как сильный трепет превратился в глубокое эротическое наслаждение, когда его пальцы стали играть с нежными складками, пробегая по ним легкими, как перышко, прикосновениями, которые сводили ее с ума.

Когда он при этом еще и втянул одну грудь в рот, легонько посасывая, Пиппа застонала от удовольствия, настолько сильного, настолько неожиданного и в то же время такого правильного.

Кусочек рая.

Кто еще, подумала она. Кто еще кроме Грегори?

Ей хотелось большего.

– Я буду вне себя, если ты остановишься, – пригрозила она. – Не советую доводить меня до такого состояния.

Но он остановился. Он прекратил все, сел на корточки и взял в изножье кровати свой шейный платок.

Сердце Пиппы колотилось как бешеное, между ног было влажно, а груди покалывало и холодило воздухом.

– Что ты хочешь с этим делать?

– Завяжу тебе глаза, – сказал Грегори. – Ты будешь чувствовать меня, но не будешь видеть.

– А нельзя просто задуть свечи?

Он усмехнулся:

– Тогда я не смогу видеть тебя.

– Это несправедливо. Почему это ты должен видеть меня, а не наоборот?

– Потому что это так приятно. – Он наклонился и поцеловал ее глубоким, пылким поцелуем. – Ты говорила, что любишь все простое и легкое. Все то, что доставляет тебе радость. Это одна из таких вещей. Она доставит радость нам обоим, обещаю.

– Твоя версия марципана, – прошептала она.

– Да.

Она позволила Грегори завязать ей глаза шейным платком, что он и сделал, при этом покрывая поцелуями ее губы, уши, подбородок.

А потом он мягко уложил ее и стал языком выписывать восхитительные круги вокруг сосков. Когда он взял один в рот и подразнил зубами, она дернулась от чистейшего восторга и нежно обхватила его голову ладонями.

– Грегори, – пробормотала Пиппа, пока он посасывал и покусывал ей груди, – до сегодняшнего дня я не знала, что это может быть так чудесно. А теперь… теперь я вижу, что это еще не все чудеса. Их… их гораздо больше, да?

– Да. – Он засмеялся, касаясь губами ее кожи. – Это только начало, – прошептал Грегори и выбрал этот момент, чтобы подразнить бугорок плоти между ног, заставив Пиппу застонать, помимо воли, в темноту повязки на глазах, которая пахла им – мылом, чистым бельем и еще чем-то неопределимым, присущим только Грегори.

Что же он сделает дальше? Она не могла даже предположить и затрепетала от радости вхождения в новый мир. И кто бы мог подумать, что этот мир так ее заворожит? Приведет в такой восторг?

Она раздвинула ноги пошире и поморщилась, осознав, что он видит ее, полностью открытую и уязвимую, в свете свечей. Легкий холодок страха закрался ей в душу – страха, что он обнаружит в ней какие-то изъяны.

– Грегори? – полувопросительно выдохнула она.

– Ты потрясающая. – Он положил руки ей на колени. – Я мог бы любоваться тобой всю ночь.

– Правда?

– Да. – Он поцеловал ее правое колено. – Не бойся.

У нее вырвался тихий всхлип облегчения, но он тут же обернулся вскриком наслаждения, когда она почувствовала, как струйка чего-то смочила чувствительные складки плоти между ног. Не вино на этот раз – что-то чуть более вязкое.

Но что?

Чем бы там Грегори ни водил по средоточию ее женственности – вверх-вниз, через бугорок, который охранял врата в ее тайную гавань, – это было утонченной пыткой.

А потом она поняла. Он поднес ей ко рту что-то маленькое, круглое и раздавленное – что-то мясистое и сочное, – и до нее дошло, что это виноградина со стола, которую он взял, чтобы дразнить ее.

Он потер виноградиной о ее губы и слизнул сок. А потом Пиппа почувствовала сочную раздавленную виноградину на своих сосках. Пиппа застонала от неописуемо приятного ощущения, которое еще больше усиливалось тем, что она не могла видеть. Грегори вновь лизал и посасывал ее соски, бормоча при этом, какая восхитительная она на вкус.