Киран Крамер - Мой граф

И шагнул через порог.

Отец стоял с поднятыми в стороны руками, камердинер чистил ему сюртук.

– Ты закончил, Патрик?

– Да, милорд. Вы выглядите превосходно.

Грегори встретился взглядом с Патриком и любезно кивнул. Он уже никогда не сможет смотреть на камердинеров, как смотрел раньше.

Матушка сидела в кресле-качалке и шила. С ослепительной улыбкой она подняла глаза.

– Ты нипочем не догадаешься, что я шью, – проговорила она, словно в этот день не случилось ничего из ряда вон выходящего.

– Что? – Грегори заглянул ей через плечо.

– Это старый свадебный фрак твоего отца. Тот, который он надевал, когда женился на твоей матери. Он нуждается в починке, и мне пришла прихоть взять его в Долиш.

Грегори был ошарашен:

– Зачем тебе чинить его? Тем более что… он надевал его на свадьбу с моей матерью?

Матушка вздохнула.

– Потому что это важная часть семейной истории, мой дорогой. – Тон ее был проказливым. – Я уже починила свадебное платье твоей мамы. И свое. До него добралась мышь и прогрызла в подоле дырку. И есть еще семейная крестильная рубашка. Она слишком истончилась, так что даже страшно ее чинить, но я уверена, что одежду для особых случаев важно сохранять. Она возвращает нас к определенным моментам нашей жизни. Ты так не думаешь?

Грегори вспомнил спенсер Пиппы из желтого бархата с громадными пуговицами и коричневый в полоску шейный платок, и губы расплылись в улыбке.

– Да, я понимаю, что ты имеешь в виду.

Матушка подняла фрак.

– Возможно, кто-то из вас, мальчиков, когда-нибудь его наденет, – весело проговорила она. – Может, даже ты. Если он тебе подойдет.

– Отлично подойдет, – вступил в разговор отец. – Мы одного размера. – Он кивнул Патрику, который вышел из комнаты и тихо прикрыл за собой дверь.

Грегори ждал перемены, которая, он знал, наступит.

И она наступила. Отцовское лицо было холодным как лед, когда он повернулся к нему.

– Что меня беспокоит, так это будет ли у тебя свадьба? – грозным тоном сказал отец. – Мне кажется, она нам нужна. Безотлагательно. На карту поставлена честь дома Брейди. – Он вскинул руки. – Бог ты мой. Грегори, мальчик мой, что это за безумная затея? Юная барышня, переодетая камердинером? Которая посреди постоялого двора говорит своему вознице, что она под твоей защитой и под защитой всего дома Брейди?

Грегори коротко рассмеялся:

– Она так сказала?

Матушка серьезно кивнула:

– И я так этому рада.

Грегори шумно выдохнул.

– Матушка, отец, я понимаю ваш гнев и очень сожалею. – Он сам удивился, каким твердым был его голос. – Я согласен, отец, свадьба будет безотлагательно. Мы выезжаем завтра утром. – Он поведал родителям о своих планах отвезти Пиппу на Гернси через Торки.

– Ну, хорошо. – Эта новость несколько умиротворила отца. – Но скажи мне, как все пришло к тому, что мой сын убегает со своей невестой в Гернси? – Он скрестил руки и нахмурился.

Матушка раздраженно выдохнула.

– Обычное дело. Он влюбился. – Она бросила на отца сердитый взгляд. – Майкл Шервуд, только не говори, что ты забыл, как оно бывает, когда ты встречаешь свою вторую половинку.

Отец переступил с ноги на ногу, упрямо сжав губы. Матушка, перенимавшая отцовский ирландский акцент всякий раз, когда сердилась на него, всегда забавляла Грегори, хотя показать свое веселье сейчас было бы крайне глупо.

– Я уже поговорила с Пиппой, – продолжала матушка более снисходительным тоном. – И все, что ты хочешь знать, расскажу тебе вечером. В постели. – Она послала ему лукавую улыбку. – А пока давай отдадим молодым людям должное за то, что они поступают правильно.

Лорд Брейди вытянулся во весь рост, явно недовольный тем, что вынужден выслушивать отповедь жены, но, несмотря на это, в его глазах был блеск. Блеск уважения к ней, ясное дело. И без сомнения, имелась и другая причина того, что глаза отца блестели, когда супруга говорила о постели.

– Грегори требуется славный обед, который хорошо уляжется у него в желудке, – миролюбиво продолжила матушка и вернулась к шитью. – Ему надо хорошенько отдохнуть перед завтрашним отъездом. От брюзжащих родителей у него только голова разболится.

– Как скажете, леди Брейди, – ответствовал отец, продолжая хмуриться, но голос его был мягким и преисполненным любви.

Грегори спрятал улыбку. Матушка может вить из отца веревки.

– Спасибо вам обоим, – сказал он. – За ваше бесконечное терпение и за вашу любовь. – В горле встал ком, как ни надеялся он этого избежать. – Не могу выразить, как я признателен вам и как вас люблю.

Что еще он мог сделать, кроме как подойти к отцу и обнять его? Кто знает, может, это в последний раз, принимая во внимание то, в чем он собирается признаться?

А потом Грегори наклонился и поцеловал в макушку матушку.

– Мы тебя обожаем, – пробормотала матушка и обхватила ладонью его щеку. – И мы так счастливы за тебя. Я уже люблю Пиппу. Она будет моей четвертой дочкой, и думаю, что лучшего выбора ты сделать не мог.

– Спасибо, матушка. Я рад. – Грегори отступил на несколько шагов. Он заложил руки за спину и расставил ноги. Ладони у него вспотели, а сердце колотилось, как безумное. Ему снова было тринадцать лет.

Родители смотрели на него выжидающе.

– Что-нибудь еще? – спросила матушка.

«Поклянись, что не расскажешь, Грегори».

«Клянусь, мама. Я никому не расскажу. Никогда».

Грегори сделал глубокий вдох. Колени начали дрожать.

Пиппа, подумал он.

Просто Пиппа.

– Парень? – Отец прищурился. – Что случилось?

Матушка приложила руку к сердцу.

– Грегори, дорогой, ради Бога, скажи нам.

– Матушка, – спокойно проговорил Грегори, – отец.

– Да? – в один голос отозвались они. Матушка, продолжая сидеть, теперь сжимала отцовскую руку.

Грегори посмотрел своему горячо любимому отцу прямо в глаза.

– Я должен пересмотреть вопрос фрака. Может, он и хорошо будет сидеть, но его следует носить не мне. Я не твой сын, – сказал он срывающимся голосом. – Мама рассказала мне в тот день, когда умерла.

– Грегори… – ахнула матушка.

– Сынок… – вымолвил отец.

– Прости, отец. – Грегори еще крепче стиснул руки за спиной. – Мне больно разочаровывать тебя и быть человеком, который очерняет память о моей любимой матери, но я так больше не могу. Я знаю, что я родился в браке и что я твой законный наследник, но лучше бы я был твоим внебрачным сыном и не получил ничего. Ты мой настоящий отец. Ты, и никто другой. И мне остается только молиться, чтобы ты простил маму.

В комнате повисла тягостная, почти осязаемая тишина, и в ней Грегори чувствовал, как оба силятся осмыслить его слова – осмыслить правду.

Он посмотрел на матушку, надеясь, что она поймет.

– Мама никому не хотела причинить боль. Но она была не такой, как ты. Она была беспечной. Как ребенок в каком-то смысле. – Он опустил голову. – Она не хотела причинить тебе страдания, отец. Или мне. И мне жаль, – он снова поднял глаза и увидел, что оба родителя вытирают слезы, – ужасно жаль, что я причиняю их вам сейчас.