Даниэла Стил - Алмазный браслет

– Серьезная проблема. – Лайам выглядел озабоченным. – Это может осложнить наши безмятежные отношения, – сказал он с самым невинным видом.

– В другой раз буду знать, – пообещала Саша, как будто этот другой раз мог наступить. И вдруг ей пришла в голову одна неожиданная мысль. В этом месте она не была много лет, еще с тех пор, как дети были маленькими. А теперь в ее жизни появился еще один ребенок, Лайам. – Одевайся. Хочу свозить тебя кое-куда, – с воодушевлением сказала она. Возражать явно не имело смысла.

– Куда именно? – заинтересовался Лайам. Но Саша не слушала, она уже надевала плащ и брала сумку. Она так и не успела переодеться – была в черном деловом костюме. В следующую минуту они уже были на улице. Саша направилась в гараж к крошечному «Рено». Лайаму пришлось изрядно изогнуться, чтобы поместиться на сиденье. Его длинным ногам не хватало пространства, зато для Саши это был идеальный вариант.

Она повезла его на остров Сент-Луи, нашла место, куда поставить машину, и взяла Лайама под руку, и под одним зонтом они зашагали по тротуару. Остановились перед старинным кафе с вывеской «Бертильон». Саша окинула Лайама внимательным взглядом и торжественно объявила: «Здесь лучшее мороженое в Париже». Она объяснила, что приезжала сюда с детьми, когда дети были маленькими. Лайам, радуясь, как ребенок, взял себе грушевое, абрикосовое и лимонное в сахарном рожке, а домой они купили три внушительных лотка шоколадного, ванильного и кофейного. Себе Саша тоже взяла один шарик кокосового. По дороге к машине они весело болтали. На обратном пути Саша сделала небольшой крюк и прокатила его по городу, хотя Лайам и утверждал, что отлично знает Париж. Но места, где они проезжали, были ему незнакомы. Потом они заехали в легендарное «Кафе де Флор». Это было одно из старейших заведений в городе, известное по многим литературным воспоминаниям самых знаменитых людей мира. Обратно к стоянке они шли мимо столь же широкоизвестного «Де Маго», а домой попали уже в одиннадцатом часу. Лайам снова наслаждался мороженым. Они расположились в гостиной и зажгли свечи. Этот совершенно особенный вечер вдвоем был чудесен. А если бы она была одна… Поездка в «Бертильон» обернулась бы очередным приступом тоски, кружить в одиночку по городу было бы глупо, а за чашкой кофе в «Кафе де Флор» она сидела бы с унылым видом. Но с Лайамом все представало в другом свете, она забылась и увлеклась. Они разговаривали, спорили о политике, говорили об искусстве, обменивались мнениями, смеялись над его рассказами и шутками, и благодаря его неистощимому оптимизму и юмору Сашина грусть улетучилась. Не хотелось думать о том, что скоро наступит другой день и все больные вопросы встанут перед ней с новой силой. А сейчас ей хорошо с Лайамом – говорить, слушать его, смеяться вместе с ним. Конечно, он большой ребенок, но он умен, наблюдателен, ироничен. Они проговорили до часу ночи.

Тогда Лайам спросил разрешения позвонить от нее в общежитие. Он собирался это сделать еще из аэропорта, но упустил момент, а потом попросту забыл. Через пару минут он вернулся со смущенным видом.

– Вот дурак! – проворчал он. За весь вечер он даже не пытался ее поцеловать, и Саша была ему за это благодарна. Одно такое поползновение – и она выставила бы его за дверь. Она дала себе слово, что сделает это, пока ситуация опять не вышла из-под контроля.

– Что случилось? – Она ходила по комнате и гасила свечи. Сейчас он уйдет. Вечер прошел замечательно, ей было с ним легко. Если бы ей удалось победить это непреодолимое влечение, все было бы прекрасно.

– Да поздно я спохватился. Мест нет. Ладно, отель поищу. – Лайам вопросительно смотрел на нее, и Саша вдруг встревожилась.

– Хочешь спросить, оставлю ли я тебя переночевать? – в упор глядя на него, спросила Саша. Интересно, это такая уловка или общежитие в Маре в самом деле полно постояльцев? Но вид у Лайама был непритворно смущенный. Господи, до чего же он легкомыслен! Хотя чему же удивляться – он ей сам говорил, что, с тех пор как он женился, все проблемы за него решала Бет. Пока не ушла. Сейчас, без няньки, ему приходится трудновато, ну что ж – придется набираться собственного опыта.

– Я не хотел тебя просить, – честно признался Лайам. – Чтобы не ставить в неловкое положение. Могу и в аэропорту переночевать. Или на вокзале. Не впервой, ничего со мной не случится.

– Вот глупости! – возразила Саша со вздохом. – Можешь переночевать в комнате Ксавье. Но имей в виду, Лайам: я с тобой спать не стану. Я не хочу превращать свою жизнь в кавардак. Да и твою тоже. Если мы станем продолжать, все еще больше запутается.

Он что-то не мог припомнить, чтобы накануне все как-то запуталось, но спорить не стал и лишь кивнул.

– Я буду себя хорошо вести. Обещаю. – Лайам отлично понимал всю сложность ситуации. В этом доме Саша жила с мужем и детьми. Этот дом не чистый лист бумаги, как номер в отеле. Он не хотел ее расстраивать или пугать, а если он приблизится к ней здесь – в ее доме, то так и будет.

Саша повела его в комнату сына на второй этаж, Лайам послушно следовал за ней. Комната Ксавье находилась точно над Сашиной. Симпатичная молодежная комната, оформленная просто, в темно-синих тонах, на стене – картина с изображением женщины с мальчиком, мамин подарок на какое-то Рождество. Ксавье эту картину любил и так и оставил висеть в качестве напоминания о счастливых детских годах. Большие овальные окна выходили в сад. Саша коротко поцеловала Лайама в щеку и пожелала спокойной ночи. Его волновала мысль, что Саша здесь совсем рядом, но он не хотел ее пугать. Если надо, он готов ждать. Лайам лежал в постели и думал о ней. То же самое происходило и с Сашей. Тысячу раз он собирался встать и бежать к ней, но всякий раз удерживал себя. Они увиделись только утром за завтраком.

Саша поджарила ему яичницу с беконом, и они стали обсуждать, чем заняться. Поскольку Лайам вел себя прилично и не нарушал уговора, у Саши не было оснований его выпроваживать. За окном было по-прежнему пасмурно, но дождя не было, и они решили прогуляться по набережным Сены. Они смотрели на снующие по Сене речные трамвайчики, Саша показывала ему милые ее сердцу уголки города, Лайам купил книгу по искусству и торжественно презентовал ее Саше. Потом они купили в киоске блинчики и жевали их на ходу, проходя мимо витрин череды зоомагазинов и потешаясь над забавной живностью за стеклом. Лайам непременно хотел зайти внутрь, но Саша его удержала. Лайам принялся рассказывать ей, какая у него в детстве была собака и как он ее любил. Пес умер в один год с его матерью. Потом он смешил Сашу своими историями. Она расспрашивала о его детях, а сама рассказывала о своих. И опять ощущение легкости и радости жизни не оставляло Сашу. Их откровенность была естественной, их расположение – искренним. И любовь, которая хоть и оставалась невысказанной, все больше овладевала обоими, как бы Саша ни сопротивлялась. Лайам с каждой минутой становился все ближе. Он доверял ей себя и сам был готов ее слушать и понимать. Он заполнил ее одиночество, вошел в ее жизнь, завладел ее мыслями и вниманием.