Даниэла Стил - Алмазный браслет

– Я-то думал, что это в порядке вещей – сидеть с задранными к ушам коленками. И чтобы соседский локоть упирался тебе в бок. Здесь мне куда больше нравится, – восторгался он, то и дело раскладывая кресло и вытягивая ноги.

В аэропорту Лайам оставался в прекрасном настроении и шутил напропалую. Как всегда, он мгновенно подружился со всеми стюардессами. С большинством из них Саша была знакома по предыдущим полетам, и они ее тоже помнили. К таможеннику Лайам обратился по имени, а потом оживленно побеседовал с носильщиком на тему бейсбола, пока Саша искала своего водителя. Энергия била из него через край. А больше всего он радовался тому, что прилетел в Америку, да еще вместе с ней. И, несмотря на его возбуждение, Саше было приятно находиться рядом.

Успокоился Лайам только тогда, когда они наконец оказались дома. Элегантность Сашиного жилища произвела на Лайама сильное впечатление. Он оценил качество антиквариата, а от ее картин у него прямо-таки захватило дух. Тут был Моне, два Дега, один Ренуар, несколько бесценных рисунков Леонардо да Винчи и бессчетное число полотен, о которых Лайам даже не слышал. Сашина квартира в Нью-Йорке была во многих отношениях более официальная и представительная, чем ее парижское жилье, в которое она при ремонте внесла некоторые элементы модерна. Нью-йоркская квартира была похожа на маленький музей с бесценными сокровищами, в котором большинство полотен были подарены Саше ее отцом.

– Ну, Саша, – только и выдохнул он, стоя перед мрачноватой картиной Эль Греко, которую Саша не очень любила и потому повесила в коридоре. Не без труда ей удалось увести его в спальню. На мгновение Саша замерла. Эту постель она не делила ни с кем, кроме Артура. Но время пришло. Внутренне она была готова впустить Лайама и в свою спальню, и в свою жизнь.

Она попросила его оставить вещи в гостиной – на случай, если вдруг объявится кто-то из детей. А еще ей не хотелось шокировать горничную, которая убирала у них с незапамятных времен и продолжала приходить каждый день. Лайама эта просьба нисколько не обидела. Он оставил сумку в гостиной, после чего явился в спальню с мороженым на подносе. Он чувствовал себя как дома, устроился в любимом кресле Артура, включил телевизор и нашел трансляцию бейсбольного матча. Потом озорно взглянул на Сашу и расхохотался.

– Ну и дела! У меня такое чувство, словно я уже умер и попал на небеса. – Лайам тоже вырос в небедной семье, его отец был человек известный. Разница заключалась в том, что к нему всегда относились как к белой вороне, ведь он был совсем не такой, как они. Художник! В Сашином доме ему было хорошо и уютно, как и вообще с ней вместе. Все в жизни Лайама теперь было по-другому, да и в Сашиной тоже.

Она предложила поужинать в ресторане по соседству. Перед уходом позвонила дочери, но, как она и предполагала, Татьяна встречалась с друзьями, вся неделя у нее была расписана, а матери она пообещала заскочить в галерею, когда выдастся свободная минутка, вероятнее всего – в обеденный перерыв. Вечером Саша легла с Лайамом в постель. Горничная должна была прийти не раньше двенадцати, а к тому времени их уже не будет дома, она уедет в галерею, а он – к друзьям в Сохо. Здесь об их отношениях никто не должен знать. В любом случае версия о постояльце должна удовлетворить любое любопытство.

Лайам обнял Сашу и притянул к себе. Несмотря на все возбуждение, от него не укрылось, что ввести его в этот дом для нее было непросто. На Сашу нахлынули воспоминания. Но вот он заговорил – и тревога отступила.

– Милая моя, не думай ни о чем, – прошептал он. Саша мгновенно почувствовала, что он понимает все, и кивнула. – Все хорошо?

– Все хорошо! Спасибо, что спрашиваешь.

– Я не хочу причинить тебе боль в этих стенах. Я не покушаюсь на твои воспоминания. Если хочешь, я могу лечь в другой комнате.

Она подняла на него глаза и улыбнулась.

– Мне будет тебя недоставать. Оставайся здесь, – сказала она и поцеловала его. Это был нежный поцелуй, но не такой, чтобы сделать вывод, что она ждет от него чего-то большего, кроме понимания. Лайам ответил таким же поцелуем и еще крепче прижал ее к себе. В ту ночь они не занимались сексом, только лежали рядом и нежно обнимали друг друга.

Назавтра Саша повезла Лайама в галерею. Помещение и то, с каким здравым расчетом оно использовалось, произвело на Лайама большое впечатление. Ему понравились выставленные работы, он уже представлял, как в этих же залах будут висеть его картины. Место, на его взгляд, было идеальное, а теперь, когда он увидел воочию планировку залов, у него появилось и представление о том, сколько потребуется работ и сколько должно быть ориентированных горизонтально и вертикально. Сам воздух этой галереи его будоражил. Саша представила Лайама сотрудникам. Ее помощница Марси при виде Лайама за его спиной выразительно закатила глаза.

– Бог ты мой, да он просто кинозвезда! – выдохнула она, а Саша счастливо рассмеялась. С этим не поспоришь, Лайам действительно был хорош собой. Но Саше он больше нравился дома, когда они были одни и Лайам принадлежал ей одной. На людях рядом с ним она смущалась и лишний раз вспоминала о своем возрасте.

– Он славный и художник талантливый, – небрежно бросила Саша. – Удачно, что мы с ним одновременно оказались в Нью-Йорке. Он здесь проездом по пути в Вермонт. Детей едет проведать.

Марси кивнула, продолжая с восхищением поглядывать на Лайама. Мало того, что красавчик и хороший художник, так еще и заботливый отец! Через пять минут знакомства Марси уже составила себе идеализированное представление о Лайаме. Сашу, знавшую его лучше, было не ослепить. Она любила его. Любила таким, как есть. Со всеми недостатками, которых у Лайама, как у всякого человека, хватало.

Утро он провел с ней в галерее, со всеми перезнакомился, как следует осмотрелся. Он исследовал все выставленные картины, включая классику на втором этаже, после чего отправился в Сохо на встречу с друзьями. Перед уходом шепнул Саше, что вечером приедет к ней. Она кивнула.

По счастливой случайности, вскоре после ухода Лайама в галерею нагрянула Татьяна. Она заскочила повидать мать по дороге к какому-то фото-графу. Дочь порадовала Сашу своим счастливым видом. Как всегда, выглядела Татьяна прекрасно, но теперь Саша как будто смотрела на нее новым взглядом и поражалась цветущей молодости дочери. Татьяне только что стукнуло двадцать четыре. Саша снова с горечью подумала о своем возрасте. В то же время она понимала, что, если всерьез строить отношения с Лайамом, эту навязчивую мысль придется побороть. Раньше она никогда не задумывалась о своем возрасте, теперь же он стал источником серьезных переживаний и страхов. Все люди вокруг казались ей юными. Она одна была такая старая.