Джоджо Мойес - Один плюс один

Он молча начал вводить адрес в навигатор. Ее сердце бешено колотилось.

Она посмотрела в зеркало заднего вида.

– Ты знал, – сказала она, когда Танзи наконец надела наушники.

Никки потянул себя за челку, глядя на бабушкин дом.

– Понял, когда мы говорили по «Скайпу». Бабушка никогда бы не поклеила такие обои.

Джесс не спросила его, где Марти. Даже тогда она думала, что примерно представляет.

Около часа они ехали в тишине. Джесс хотелось всех успокоить, но она не могла говорить. У нее в голове промелькнул миллион вариантов. Время от времени она смотрела в зеркало, наблюдая за Никки. Его лицо было замкнутым, он старательно глядел на обочину. Постепенно она начала видеть в новом свете его нежелание приезжать сюда и даже разговаривать с отцом в последние несколько месяцев.

Они проехали через тусклую сельскую местность и оказались на окраине нового города. Дома с иголочки были расставлены аккуратными широкими рядами. Новенькие машины сверкали на дорожках, словно заявления о намерениях. Мистер Николс затормозил на Касл-Корт. Четыре вишни охраняли узкую мостовую, по которой никто никогда не ходил. Дом был только что построен; окна в стиле эпохи Регентства сверкали, шиферная крыша блестела под мелким дождем.

Джесс смотрела на дом через окно.

– Все в порядке? – Единственная фраза, которую мистер Николс произнес за поездку.

– Подождите минутку, дети. – Джесс вылезла из машины.

Она подошла к двери, перепроверила адрес на листке бумаги и постучала в латунный дверной молоток. Из дома доносился гул телевизора, неясная тень двигалась в ярком свете.

Она постучала еще раз, почти не замечая дождя.

Шаги в прихожей. Дверь открылась, и перед Джесс предстала светловолосая женщина. На ней было темно-красное шерстяное платье и туфли-лодочки. Судя по стрижке, незнакомка работала в банке или магазине, но в душе оставалась рок-звездой.

– Марти дома? – спросила Джесс.

Женщина собиралась что-то сказать, но осмотрела Джесс с головы до ног, оценила ее шлепанцы, помятые белые брюки, и на ее лицо появилось напряженное выражение. Джесс поняла, что она знает. Она знает о ней.

– Подождите здесь, – сказала блондинка.

Дверь наполовину закрылась, и Джесс услышала, как хозяйка крикнула в узкий коридор:

– Март? Март?

Март.

Джесс услышала его приглушенный голос. Он засмеялся и что-то сказал про телевизор, а блондинка заговорила тише. Джесс видела их тени за матовыми стеклянными панелями. А затем дверь отворилась, и на пороге возник Марти.

Он отрастил волосы. У него была длинная, болтающаяся челка, аккуратно зачесанная набок, как у подростка. На нем были незнакомые джинсы темно-синего цвета, и он похудел. Он казался незнакомцем. И еще он побледнел, смертельно побледнел.

– Джесс.

Джесс онемела.

Они смотрели друг на друга. Марти сглотнул:

– Я собирался тебе рассказать.

До сего момента Джесс по-настоящему в это не верила. До сего момента считала, что это какая-то ужасная ошибка, что Марти гостит у друга или снова заболел, а Мария Костанза, с ее неуместной гордостью, не в силах этого признать. Но ошибки быть не могло – Джесс видела его своими глазами.

Дар речи вернулся к ней не сразу.

– Здесь? Это здесь… ты живешь?

Она попятилась, спотыкаясь, и наконец разглядела безупречный палисадник, новенький комплект из дивана и двух кресел, смутно виднеющийся за окном. Она ударилась бедром о машину на дорожке и оперлась о нее рукой, чтобы не упасть, но тут же отдернула руку, словно обжегшись, когда поняла, что это такое.

– Все это время? Мы скребем по сусекам последние два года, чтобы не умереть от голода и холода, а ты живешь здесь, в роскошном доме и с… новенькой «тойотой»?

Марти неловко оглянулся:

– Нам надо поговорить, Джесс.

И тогда она увидела обои в его столовой. В широкую полоску. И все встало на свои места. Его настоятельное требование разговаривать только в отведенное время. Отсутствие номера стационарного телефона. Заверения Марии Костанзы, будто он спит, всякий раз, когда Джесс звонила в неурочное время. Старания свекрови поскорее положить трубку.

– Нам надо поговорить? – Джесс почти рассмеялась. – Да, давай поговорим, Марти. Мне есть что сказать. Два года я ничего у тебя не просила – ни денег, ни времени, ни заботы о детях, ни какой-либо помощи. Потому что думала, что ты болен. Думала, у тебя депрессия. Я думала, ты живешь со своей МАТЕРЬЮ.

– Я действительно жил с мамой.

– Как долго? – (Он поджал губы.) – Как долго, Марти? – пронзительно спросила она.

– Пятнадцать месяцев.

– Ты жил со своей мамой пятнадцать месяцев? – (Он посмотрел себе под ноги.) – Ты живешь здесь уже пятнадцать месяцев? Живешь здесь больше года?

– Я хотел тебе рассказать. Но я знал, что ты…

– Что я распсихуюсь? Из-за того, что ты живешь в роскоши, пока твоя жена и дети барахтаются в дерьме, которое ты оставил дома?

– Джесс…

Она на мгновение замолчала, когда дверь резко открылась. За спиной Марти возникла маленькая девочка с гладкими светлыми волосами; на ней была толстовка «Холлистер» и кеды «Конверс». Она потянула его за рукав.

– Твоя программа, Марти, – начала она, но увидела Джесс и замолчала.

– Иди к своей маме, детка, – тихо произнес он, покосившись в сторону. Он ласково положил руку девочке на плечо. – Я скоро вернусь.

Она настороженно посмотрела на Джесс, вероятно, уловив странное напряжение в воздухе. Они с Танзи были ровесницами.

– Иди. – Марти закрыл дверь.

И в этот миг сердце Джесс окончательно разбилось.

– У нее… у нее есть дети?

Он сглотнул:

– Двое.

Джесс закрыла руками лицо, провела ими по волосам. Развернулась и пошла обратно по дорожке, ничего не видя. Она толком не понимала, куда идет.

– О боже! О боже!

– Джесс… я вовсе не собирался…

Она развернулась и набросилась на него. Ей хотелось его избить. Хотелось попортить его дурацкое лицо и дорогую стрижку. Хотелось, чтобы он на своей шкуре испытал, какую боль причинил своим детям. Хотелось, чтобы он за все заплатил. Марти спрятался за машиной, и Джесс начала пинать ее, не сознавая, что делает, – огромные колеса, блестящие дверцы, дурацкую яркую белую блестящую дурацкую безупречную дурацкую машину.

– Ты врал! Ты нам врал! А я-то пыталась тебя защитить! Поверить не могу… Не могу… – Она пинала машину и чувствовала слабое удовлетворение оттого, что металл поддавался, и неважно, что стопу пронзила боль. Джесс пинала машину снова и снова, молотила кулаками по окну.

– Джесс! Машина! Совсем рехнулась?

Она осыпала чертову машину ударами, потому что не могла осыпать ударами Марти. Била руками и ногами, ни на что не обращая внимания, всхлипывая от ярости; натужное дыхание громко отдавалось в ушах. А когда Марти оттащил ее от машины и крепко схватил за руки, Джесс на мгновение испугалась, что мир сошел с ума, что ее жизнь окончательно вышла из-под контроля, и заглянула в глаза Марти, глаза труса, и в ее голове раздался оглушительный гул. Ей хотелось размазать…