С. Стивенс - Легкомысленные

Дженни и Кейт забежали вместе перед рабочей сменой, и Дженни не удержалась от слез при виде моего изувеченного лица. Она стиснула меня в объятиях и твердила без устали, как рада, что со мной все в порядке, и на работе все рады тому же, и все с нетерпением ждут моего возвращения.

Я высвободилась и увидела, как по щеке Дженни сбежала слеза.

– Дженни… Я не могу вернуться к «Питу».

Ее голубые глаза расширились.

– Но… Почему, Кира?

Теперь уже я была готова расплакаться.

– Я не могу находиться рядом… с ним.

В палате воцарилась мертвая тишина, едва все поняли, о ком идет речь. Кейт с Дженни переглянулись, а я гадала, не бродит ли Келлан внизу и не столкнулись ли они с ним, как получилось с Анной. По взгляду Кейт и хмурому лицу Дженни я поняла, что так оно и было.

У Дженни не нашлось аргументов против, и это лишь укрепило мое подозрение.

– Куда же ты пойдешь?

Я покачала головой, уже в слезах:

– Не знаю. Может, подскажешь – не нужна ли кому средненькая официантка?

Она печально улыбнулась и обняла меня:

– Ты лучше чем средненькая. Я поспрашиваю. Без тебя все будет не так, Кира… Не так – и баста.

Чувствуя себя недостойной ее похвалы, я смогла только кивнуть и тоже обнять ее. Она отстранилась, вытерла слезы и произнесла:

– Что ж, дружбе все равно не конец – ну и что, что мы не работаем вместе?

Я кивнула и утерла глаза:

– Иначе и быть не может.

Гриффин меня удивил – он тоже явился вскоре после ухода Дженни и Кейт. Конечно, он больше рассчитывал подцепить у меня Анну. Он обнял меня и словил кайф, но я оценила если не исполнение, то порыв. Сестрица отвесила ему шлепка и выбранила за готовый стояк. Гриффин изобразил святую невинность и притянул ее для умопомрачительного французского поцелуя. Дурачась друг с дружкой, они попрощались со мной и отправились, как выразился Гриффин, «покрестить новую хату». Я молилась, чтобы они держались подальше от комнаты, предназначавшейся для меня.

Когда они ушли, врач устроил мне беглый осмотр и, удовлетворенный моим состоянием, велел сестрам отключить эту дьявольскую машину и убрать капельницу. Поедая пресный обед, я пожелала себе восстановиться в том виде, в котором будто бы уже пребывала, по заверениям доктора. После еды, когда Сюзи в очередной раз проверила меня и ушла, тишина палаты навалилась на меня всей тяжестью.

Помещение было полностью освещено, однако темень зимнего вечера, казалось, просачивалась в широкое окно, и эта чернота как будто похищала у меня тепло и свет. Мне чудилось, что я часами таращилась в эти вороватые окна, мрак за которыми сгущался и усиливался. Меня пробрал озноб, и я плотнее укуталась в одеяло. Было очень зябко и одиноко. Я изнемогала от угрызений совести, – они одолели меня как бы со всех сторон и сконцентрировались в уязвимой точке внутри головы. В тот миг, когда я задумалась, как с этим быть, от двери с мягким акцентом донеслось:

– Привет. Как дела?

Я отвела взгляд от окна и смахнула слезу, о которой не подозревала. Денни стоял на пороге, прислонившись к косяку. Руки его были скрещены на груди, стопа – уперта в стену, как будто он уже некоторое время наблюдал за мной. Он улыбнулся слабым подобием своей дурацкой ухмылочки, которая обычно согревала мне душу. А нынче… нынче она вызвала лишь новые слезы.

Денни немедленно рванулся ко мне, но замер на полпути, весь в раздрае. Он оглянулся на дверь, и я различила сквозь туман неясную фигуру, попятившуюся прочь. Силуэт был нечеток, но я знала, кто это. Келлан вернулся и заставлял себя держаться на расстоянии. Мы пришли к нашей старой политике взаимной неприкасаемости. Но стало хуже, теперь она распространилась и на зрение.

У меня вырвался всхлип, и Денни, похоже, укрепился в первоначальном намерении. Он дошел-таки до моей постели, сел рядом и взял меня за руку. Простое прикосновение – куда более дружеское, чем я привыкла получать от него в минуту расстройства, но это было все, что он мог себе позволить. Я стиснула его кисть, пропитываясь уютом сколько могла.

– Кира, не плачь… Все хорошо.

Я шмыгнула носом и постаралась успокоиться, содрогаясь при мысли, что этот золотой человек утешал меня, хотя страдал-то он сам. Это представлялось несправедливым. Ему полагалось завопить и взбеситься, назвать меня шлюхой и вылететь вон без оглядки. Но… Денни был не таков. Он держался сердечно и заботливо, едва не теряя лицо. А по тому, как он неотрывно смотрел на мои ушибы, я понимала, что его постоянное присутствие в значительной мере объяснялось неимоверным раскаянием.

Я сглатывала слезы, и мы молча рассматривали друг друга. Тепло его руки успокаивало меня, и в какой-то момент я сумела взглянуть на него и не расплакаться. Стоило моим глазам высохнуть, как Денни снова улыбнулся.

– Видел твое новое жилище, – сообщил он спокойно. – Думаю, тебе понравится. У твоей сестры хороший вкус.

Я склонила голову набок:

– Ты видел? – Он кивнул, и я крепче сжала его руку. – О чем вы вчера говорили с Анной?

Денни потупился и покачал головой.

– Она немного зла, – он поднял глаза, – из-за того, что я тебя изувечил.

С секунду он глядел затравленно, потом потянулся к моему синяку.

– Обматерила меня будь здоров. – Денни вскинул брови. – Язык у нее бывает еще тот.

Я улыбнулась – он тоже, искренне.

– Ну а когда отвела душу, попросила меня помочь перевезти твои вещи. Мне и свои нужно было забрать, так что… – Денни пожал плечами. – Я согласился помочь. За вечер мы с этим управились, и Анна раздобыла кое-какую мебель у Гриффина, Кейт, Дженни – короче, у всех, у кого что-то было. – Он чуть не с испугом заправил мне за ухо выбившиеся волосы. – Все готово к переезду.

Я попыталась усмотреть в этом нечто доброе, изобразив улыбку, однако испытала лишь боль, вынужденная покинуть дом, который неизменно радовал меня, пока дела не пошли вкривь и вкось. Денни, похоже, понял мое уныние и бережно провел ладонью по моей щеке, после чего убрал руку и положил к себе на колено.

– Ну а ты? Где ты живешь, пока… еще здесь? – спросила я, чуть дрогнув в конце.

– У Сэма. Он сама любезность. Я уже несколько дней продавливаю его диван. – Денни взъерошил волосы и криво усмехнулся. – Я не мог остаться с Келланом, моей выдержки бы не хватило.

– Почему вы?.. – Я оставила вопрос незаконченным, не желая разгневать Денни упоминанием о своем романе. Быть может, его злость никуда не делась и лишь скрывалась чуть ниже поверхности.

Впрочем, Денни не позволил ей проявиться.

– Почему мы – что? Не убиваем друг друга? Не орем, не бесимся, не продолжаем тему? Почему мы ведем себя цивилизованно?

Я пожала плечами и скривилась. Какое-то время он смотрел на меня, и я не была уверена, но мне почудилась злоба в его глазах. Когда Денни заговорил опять, тон его был сдержан, однако акцент – силен.