Даниэла Стил - Ты меня не забывай

– Изабелла… дорогая… все в порядке.

Все в порядке? Он сошел с ума? Но если даже так, это не волновало ее. Ей никогда еще не было так приятно слушать его голос, и сердце у нее никогда так не замирало и не подпрыгивало, как сейчас. Он все еще там, они не причинили ему вреда. Возможно, все еще будет хорошо. Пока Амадео там, пусть неизвестно где, все в порядке.

– Ты вела себя очень смело, дорогая. Как Алессандро? Он знает?

– Конечно, нет. И с ним все в порядке.

– Хорошо. Поцелуй его за меня. – Ей показалось, что она услышала, как у него задрожал голос, и она крепко зажмурила глаза. Она не могла заплакать. Только не сейчас. Она должна была оставаться такой же смелой, какой он ее считал. Должна была. Ради него. – Я хочу, чтобы ты… всегда… знала, как сильно я люблю тебя, – говорил он. – Какая ты идеальная. Какая ты хорошая жена. У меня не было ни одного несчастливого дня с тобой, дорогая. Ни единого. – Теперь она открыто плакала и пыталась подавить всхлипы, перехватывающие ей горло.

– Амадео, дорогой, я люблю тебя. Очень люблю. Пожалуйста… приезжай домой.

– Я приеду, дорогая. Я приеду. Я обещаю тебе. Я и сейчас с тобой. Только побудь смелой еще немного.

– Ты тоже, любимый. Ты тоже. – На этом связь оборвалась.

Полиция нашла его на следующее утро возле склада в пригороде Рима задушенным, но все еще очень красивым.

Полицейские машины окружали лимузин, который Энцо медленно направлял в центр Рима. Она выбрала церковь неподалеку от Дома моды Сан Грегорио, рядом с площадью Испании. Церковь Святого Стефано. Они заходили туда, когда встречались до свадьбы и хотели где-нибудь передохнуть немного после длительных прогулок во время ленча. Это была старинная, простая и красивая церковь, она казалась Изабелле более подходящей, чем другие более величественные соборы Рима.

Бернардо сидел в машине рядом с ней, в то время как она устремила вперед невидящий взор, глядя в затылок Энцо. Был ли это он? Или кто-нибудь еще? Кто их предал? Теперь это не имело значения. Амадео больше нет. Он унес с собой теплоту и смех, любовь и мечты. Ушел. Навсегда. Она все еще находилась в шоке.

Прошло два дня после ее визита к Альфредо Паччиоли, когда она шла туда, прижимая шарф с завязанными в него бриллиантами. Два дня. Она ощущала свинцовую тяжесть, как будто тоже умерла.

– Изабелла… хорошая моя… – Бернардо осторожно прикоснулся и молча взял ее за руку. Он почти ничего не мог сделать и проплакал целый час, когда ему позвонили из полиции и сообщили, что найдено тело Амадео. Потом заплакал вновь, когда Алессандро бросился в его объятия.

– Они убили моего папочку… они… они…

Ребенок рыдал, в то время как Изабелла стояла рядом, позволяя ему находить хоть какое-то утешение от присутствия мужчины. Теперь у него больше нет мужчины рядом, нет отца, нет Амадео. Он посмотрел на мать с таким страхом в темных, печальных глазах.

– Они когда-нибудь заберут и тебя?

– Нет, – ответила она. – Нет, никогда. – И она крепко сжала его в своих объятиях. – И они никогда не заберут и тебя, мое сокровище. Ты мой.

Глядя на них, Бернардо казалось, что он не выдержит, а теперь еще и это. Изабелла, застывшая, как лед, в черных чулках, в черном пальто и шляпе с густой черной вуалью. Она только подчеркивала ее красоту, не скрывала, а скорее выделяла ее. Он, ни слова не говоря, принес ей обратно все украшения. Сегодня на ней было только обручальное кольцо и большой солитер, подаренный ей на десятую годовщину несколько месяцев назад. И это все? Неужели они видели его в последний раз всего пять дней назад? Неужели он действительно больше никогда не вернется? Бернардо почувствовал себя пятилетним ребенком, когда посмотрел на мертвое лицо Амадео ди Сан Грегорио, такое спокойное и умиротворенное. Сейчас он еще больше, чем когда-либо, походил на статуи или картины, изображавшие молодых грациозных юношей Древнего Рима. И вот он мертв.

Бернардо молча помог Изабелле выйти из машины и крепко держал ее за руку, когда они вошли в церковь. Полицейские и охранники стояли возле каждого входа, а внутри сидела целая армия скорбящих.

Похороны были короткими и невыносимо мучительными. Изабелла молча сидела рядом с ним, и под черной вуалью у нее по лицу непрестанно текли слезы. Служащие, друзья и родственники открыто рыдали. Там была даже горгулья со своей эбонитовой тростью с золотым набалдашником.

Казалось, прошли годы, прежде чем они возвратились домой. Вопреки обычаю, Изабелла заявила, что никого не желает видеть дома. Никого. Она хотела, чтобы ее оставили одну. Как знать, кто из них предал его? Но теперь Бернардо знал, что вряд ли это кто-то из их знакомых. Даже полиция ничего не смогла установить. Они предполагали, и скорее всего правильно, что это были удачливые любители, жаждавшие урвать кусок от состояния семейства Сан Грегорио. Не было ни отпечатков пальцев, никаких доказательств, ни очевидцев, не было больше и телефонных звонков. Да больше и не будет, полиция была уверена в этом. За исключением сотен, а может быть, и тысяч чудаков, которые могли бы начать свои ужасные игры. Теперь полиция прослушивала ее телефон в ожидании нападок ничтожных безумцев, которые находят удовольствие в преследовании, насмешках, колкостях, признаниях и угрозах или в том, чтобы изрыгать непристойности по телефону. Ей сказали, чего она может ожидать. Бернардо перекосило при мысли об этом; ей и так хватало переживаний.

– Где Алессандро? – Бернардо пил кофе после похорон, думая, каким вдруг невыносимо пустым кажется дом, и устыдился при мысли о том, что благодарен богу, что уж если судьба решила забрать кого-то, то им оказался Амадео, а не ребенок. Изабелла не смогла бы сделать подобный выбор. Но для Бернардо это было ясно. Так же как и для Амадео. Он бы с радостью пожертвовал собой, чтобы спасти своего единственного сына.

– Он в своей комнате с няней. Ты хочешь увидеться с ним? – Изабелла подняла на него безжизненный взор.

– Я могу подождать. Во всяком случае, я хотел поговорить с тобой кое о чем.

– О чем? – Теперь с ней было трудно разговаривать, и она не разрешала доктору дать ей какое-нибудь успокоительное. Бернардо точно знал, что она действительно не спала почти неделю.

– Думаю, вам надо уехать.

– Не говори ерунду. – Она раздраженно поставила чашку и уставилась на него. – Со мной все в порядке.

– Особенно если судить по твоему виду. – Он выдержал ее взгляд, и на мгновение на ее лице мелькнула улыбка. Впервые за неделю между ними возникла прежняя напряженность. Знакомая и успокаивающая.

– Ладно, я действительно устала. Но со мной все будет нормально.

– Если только ты не останешься здесь.

– Ошибаешься. Мне надо быть именно здесь. Возле его вещей, его дома… возле него…