Сара Бауэр - Грехи дома Борджа

Время шло, и я заметила, что небо темнеет, колонны ротонды и жирная красноватая земля на клумбах роз начинают слегка мерцать, точно поймали и удерживают последний свет дня. Наверное, я пробыла в саду дольше, чем предполагала. Пожалуй, следовало вернуться, прежде чем мадонна спохватится и станет спрашивать обо мне. Но я не могла подняться со скамьи. Меня словно что-то удерживало, будто чьи-то руки опустились на плечи и не давали шевельнуться. В ноздри ударил сладкий запах жасмина, от чего закружилась голова. Он близко, подумала я. В любое мгновение я услышу быстрые шаги и паду в его объятия прямо здесь, в этом секретном месте в центре мадригала.

– Пошмотри на важную даму.

– Какое у нее холёшенькое личико.

– Как прекрашно она таншует.

– Нет, нет, нет, швинья ты такая. Прекрашно – моя реплика. Ты говоришь, как хорошо она таншует, а я говорю…

– Легко и ишачно.

– Легко и изящно.

Тут один из них громко пукнул.

– А я что шказал? То же шамое. Ой… проштите, гошпожа, мы думали, шдешь никого нет.

– Никого и нет. Только я.

Гатто и Перро, испанские карлики мадонны.

– Мы репетировали, – пояснил желтоглазый Перро, который, несмотря на свое коротенькое тельце, обладал определенной грацией.

– Готовилишь к таншу мадонны на балу, – добавил Гатто, говоривший по-итальянски с кастильской шепелявостью. – Нам предштоит шледовать за ней и вошхвалять ее грашию.

– Вы не знаете, мадонна готова одеваться? – спросила я, выходя из ротонды. – Или дон Чезаре все еще с ней?

– Дон Сесар? Да он не осмелился бы тут показаться.

– После случая с Доротеей Караччоло. – Шуты перешли на испанский.

– Говорите медленнее. Какой случай?

– Донна Доротея была придворной дамой герцогини Элизабетты. Красотка, по всеобщему мнению. Дон Сесар должен был сопровождать ее по дороге к мужу в Венецию, но вместо того, чтобы охранять, похитил ее.

Перро прищелкнул пальцами.

– Вот так просто.

– Одним словом, стибрил. – Гатто поднял камешек с тропинки, положил на ладонь правой руки и провел над ним левой рукой. Камешек исчез.

– С тех пор ее не видели, – произнес Перро.

Гатто достал камень из левого уха.

– Вероятно, затрах…

Перро ткнул партнера под ребра.

– До смерти, – вяло договорил Гатто.

– Чудесно, – усмехнулся Перро, предпочитавший мальчиков. – Только посмотри, котяра этакий, ты расстроил Виоланту.

– Пустяки, – сказала я, стараясь унять дрожь в голосе, и устремила взгляд наверх, чтобы не пролить предательских слез. – Пожалуй, я пойду. Никому не говорите, что застали меня одну, ладно? Иначе…

– Что? – Гатто всадил кулачки в бока и с вызовом выпятил животик. Все это было так смехотворно, что я успокоилась.

– Иначе я скажу мадонне, что вы считаете, будто она танцует, как ишак. – Я подхватила юбки и побежала, а двое карликов шутливо кинулись за мной вдогонку, но потом остановились у подножия лестницы, ведущей в покои донны Лукреции, и поклонились Анджеле, которая поджидала меня.

– Я уже собралась тебя искать. Где ты пропадала? Она не может найти ожерелья, подарок дона Ферранте, поэтому вышла на тропу войны.

– Кажется, оно в черной шкатулке. Той самой, ты знаешь, что подарил ей отец. – Я схватила подругу за локоть и повернула лицом к себе. – Анджела, Чезаре был здесь?

Та вздохнула.

– Нет, дорогая. Насколько мне известно, он по-прежнему в Риме, старается собрать армию для своего очередного похода. Скорее всего клянчит деньги у твоего отца. Свадьба опустошила карманы дяди Родриго. Придется ему продать еще несколько кардинальских шапочек. А что?

– Я уверена, он был в розарии.

– Когда? – улыбнулась Анджела.

По всей Романьи Чезаре содержал в конюшнях самых резвых лошадей, поэтому передвигался быстрее многих; к тому же любил устраивать сюрпризы – от импровизированных вечеринок до военных переворотов.

– Только что.

Мы уставились друг на друга, потом подруга покачала головой.

– Я весь день провела с Лукрецией, растирала ей виски. Она опять мучается мигренью. Он не появился бы здесь, не захотев повидаться с ней. У тебя ведь сейчас месячные? Ну так в этом все и дело. Иногда они вызывают видения.

– Но… – Все, что казалось таким ясным еще минуту назад, превращалось в недоразумение. Что я видела? Просто тень, облако, закрывшее солнце. И все же запах жасмина по-прежнему преследовал меня.

– Ты устала, дорогая, мы все устали. Постарайся не думать о нем. Разве он дал понять о своем расположении? Хоть раз написал тебе с тех пор, как мы покинули Рим? Нет. Ни одной женщине его не удержать, разве что мадам Фортуне, если это хоть как-то тебя утешит.

Бедная Анджела. Она говорила разумно, но в том, что касалось Чезаре, мне не нужен был здравый смысл. Когда к нам прибывали курьеры и привозили письма с его печатью, во мне вспыхивала надежда, и каждый раз письма оказывались для донны Лукреции, или дона Ферранте, или кого-нибудь из его свиты. А я утешалась двумя записками, полученными от Чезаре еще в Риме, не столько читая, сколько лаская каждую строчку, каждую буковку пальцами и глазами.

– А Ипполито тебе пишет? – резко спросила я и сразу пожалела, заметив гримасу боли на лице подруги.

– Я велела ему не присылать писем. Не хочу, чтобы поднялся шум, прежде чем мы устроимся в Ферраре.

Я начала подниматься по лестнице.

– Беда в том, что ты не представляешь, каково это – по-настоящему любить. Иначе ты бы поняла, что нам не нужны письма. Мы… он… он просто здесь, вот и все.

Из Урбино мы направились на восток к Пезаро, на территории Чезаре, а оттуда поскакали дальше, до Болоньи, и повсюду ощущалось его присутствие. Все дороги выровнены и отремонтированы, и во всех его городах, что мы посетили, нас шумно приветствовали толпы ребятишек в его ливрее. Они размахивали оливковыми веточками и кричали: «Герцог, герцог, Лукреция, Лукреция!» Дворцы, в которых мы останавливались, тоже заранее привели в порядок – ликвидировали урон, нанесенный артиллерией, отчистили пятна от дыма на стенах. В залах повесили новые гобелены, изображавшие триумф Цезаря, и новые тюфяки на утином пуху появились на кроватях, где отдыхал Чезаре после изматывающих битв. А теперь там предстояло лежать без сна его сестре, рассматривая парчовый балдахин или разрисованный альков, и размышлять о доне Альфонсо.

В Чезене дон Ферранте удвоил охрану своей будущей невестки, когда до него дошли слухи, что муж Доротеи Караччоло планирует набег с целью украсть донну Лукрецию и обменять потом на свою жену. Дон Ферранте ехал прямо позади ее паланкина, хотя иногда отставал, чтобы лишний раз проверить охрану, и долго о чем-то говорил с их офицером, на мой взгляд, слишком молодым для столь ответственного поста. Мы двигались быстро, потому что он постоянно подгонял нас. Форли, Фаэнца и наконец Имола, где мы остановились по настоянию донны Лукреции на целый день. Она захотела вымыть волосы и дать нам всем возможность немного прийти в себя, прежде чем заехать в Болонью и окончательно оставить позади любое подобие того, что мадонна могла бы назвать домом. Она была, как мне казалось, вроде атлета, сделавшего паузу, чтобы собраться с силами перед финальным броском к финишу – сосредоточилась на том, что было внутри, и отстранилась от всего, что ее окружало. Анджела сравнивала ее с теми, кто накануне Дня Всех Святых проходил сквозь вуаль на ту сторону реальности и уже был не способен найти дорогу обратно.