Филиппа Грегори - Подкидыш

Сестры-мирянки с трудом подняли гроб на дроги; они прямо-таки все взмокли от усилий. Странно, подумал Лука, их ведь по крайней мере человек восемь, а то и десять в гроб вцепилось? Да и повозка довольно низкая… И ему стало ясно, что гроб действительно весит гораздо больше, чем ему полагалось бы.

Дон Лукретили тем временем крепко взял его за плечо и шепнул на ухо:

– Приходи сегодня вечером в замок. Там мы сможем его открыть, если ты так уж на этом настаиваешь. Я помогу тебе, как и обещал.

Лука не ответил; он смотрел, как Фрейзе помогает сестрам установить гроб на повозке. Сперва он просто подпирал гроб плечом, слегка его подталкивая, а потом сам взобрался в повозку и, поместившись сбоку, старался поставить гроб поровнее. В руках у него был небольшой ломик.

– Не смей этот гроб трогать! – В один миг сестра Урсула тоже взобралась на дроги и обеими руками схватила Фрейзе за запястье. – Он освящен! Наш священник сам окропил его святой водой и благословил. Не смей касаться гроба нашей покойной сестры! Над ним курили ладан, его окропили святой водой, так пусть же она, бедняжка, покоится в мире!

Среди сестер-мирянок пролетел какой-то странный шепоток. Одна из них, глянув в решительное лицо Фрейзе, пытавшегося мягко отстранить цеплявшуюся за него сестру Урсулу, со всех ног бросилась в сторону часовни, где монахини молились за упокой их усопшей сестры.

– Слезай! – кричала сестра Урсула, ухватив Фрейзе за плечо. – Я тебе приказываю! Я не позволю тебе осквернить ее тело после смерти! Не позволю увидеть святой лик нашей бедняжки!

– Скажи своему слуге, чтобы он немедленно слез с повозки, – тихо, но настойчиво потребовал дон Лукретили, чуть наклоняясь к Луке. – Какие бы подозрения тебя ни терзали, будет только хуже, если сейчас здесь разразится скандал. Делу это не поможет, а несчастные монахини и без того достаточно настрадались. Впрочем, все мы сегодня пережили немало. Повторяю: мы с тобой все можем выяснить позже, в моей часовне. А сейчас позволь монахиням попрощаться с сестрой, и пусть этот гроб наконец увезут.

Тем времени из дверей часовни во двор высыпала целая толпа монахинь; лица их были бледны от гнева. Увидев, что Фрейзе с ломом в руках стоит на похоронных дрогах, сестры бегом бросились к нему.

– Фрейзе! – крикнул Лука, желая предупредить друга, и в эту минуту монахини окружили повозку, заглушив крик Луки своими пронзительными воплями, которые звучали нараспев, точно хор безумных фурий, стремящихся растерзать своего врага. – Фрейзе, оставь!

Но он опоздал. Фрейзе уже успел поддеть своим ломиком крышку гроба и приподнял ее в тот самый момент, когда монахини, подбежавшие первыми, принялись стаскивать его с повозки. Крышка с жутким скрежетом приподнялась, взвизгнули накрепко забитые гвозди, и Фрейзе, без особого энтузиазма отодвинув в сторону одну из разъяренных, но весьма хрупких женщин, с победоносным видом кивнул Луке и сказал:

– Все в точности как ты и думал.

Первые из подбежавших монахинь тут же шарахнулись прочь от раскрытого гроба, шепотом рассказывая остальным о том, что успели увидеть. Другие, подойдя ближе, заставляли себя остановиться, чтобы не налететь на своих сестер, и кто-то в задних рядах, не выдержав страшного напряжения, повисшего над двором, и ничего не понимая, стал громко и растерянно спрашивать сквозь рыдания:

– Боже мой, что там еще может быть? Что же нам теперь делать, подскажи, Пресвятая Богородица?

Лука, решительно раздвинув монахинь, влез на повозку и встал рядом с Фрейзе. Потом заглянул в открытый гроб и чуть не ослеп от увиденного. Мертвая монахиня была вся обложена мешочками с золотом! Один из них, видно, прохудился, и тело покойницы так обильно покрыла золотая пыль, что она стала похожа на мумию египетского фараона. Позлащенным казалось не только тело покойной, но и внутренность ее гроба; пыль вызолотила лицо монахини, и даже медяки, прикрывавшие ее страшные распахнутые глаза, сияли теперь, как золотые. Золотые брызги сверкали в ее апостольнике, превращая монашеское одеяние в королевский наряд. Это был не труп, а какая-то жутковатая позолоченная икона, способная составить славу любому византийскому храму.

– Это все они, ведьмы! Это их рук дело! – вскричала сестра Урсула. – Это они положили украденное сокровище в гроб к своей жертве!

Лука только головой покачал, слушая, как она в последний раз пытается оправдаться и свалить вину на других. Его юное лицо было мрачно, когда он сказал, обращаясь одновременно и к ней, и к дону Лукретили:

– Я обвиняю тебя, сестра Урсула, в убийстве этой молодой женщины, сестры Августы, которую ты отравила с помощью белладонны. Ты постоянно давала ей эти ядовитые ягоды, желая вызвать у нее странные сны и галлюцинации; ты «угощала» белладонной и других сестер, тревожа мирную и безмятежную жизнь монастыря и имея тайное намерение обвинить в этих беспорядках госпожу аббатису и изгнать ее отсюда. Я обвиняю вас, дон Лукретили, в том, что вы вступили в сговор с сестрой Урсулой; в том, что вы обманом изгнали синьору Изольду из родного дома, завладели замком и земельной собственностью, которые, согласно завещанию вашего отца, должны были достаться ей в наследство; в том, что вы подстрекали сестру Урсулу заниматься незаконной добычей, то есть кражей, золота, принадлежащего аббатству, а вас обоих обвиняю в попытке незаконно сбыть это золото, принадлежащее госпоже аббатисе, вывезя его за пределы аббатства в гробу сознательно умерщвленной вами монахини; кроме того, я обвиняю вас обоих в клевете, ибо вы оба выдвигаете ложные обвинения в колдовстве против госпожи аббатисы и ее рабыни, имея намерение погубить их.

Дон Лукретили рассмеялся, пытаясь обратить это в шутку, и воскликнул:

– Похоже, ты и сам грезишь наяву! Эти монахини и тебя довели до безумия! У тебя уже ум за разум заходит!

Лука покачал головой:

– Нет, я вовсе не грежу.

– Но где свидетельства? – еле слышно пробормотал брат Пьетро. – Свидетельства? Ведь нет никаких свидетельств…

– Рабыня Ишрак никогда добытого золота не продавала. Как нам сказала сама сестра Урсула, эта женщина никогда не покидала пределов аббатства . Значит, ни она, ни сама госпожа аббатиса никогда никакой выгоды от промывки золотоносного песка не имели. Однако сестра Урсула прямо обвинила их в этом и даже назвала улицу в Риме, где расположены лавки торговцев золотом. Стало быть, единственными людьми, которые пытались вывезти добытое в этом месяце золото за пределы аббатства – причем именно сейчас и именно в этом вот гробу, – могут быть только сестра Урсула, исполнявшая обязанности алмонера этого монастыря, и сам дон Лукретили. Единственная монахиня здесь, безусловно демонстрировавшая определенные признаки богатства, – это сестра Урсула; в этом легко убедиться – достаточно взглянуть на ее шелковые нижние юбки и дорогие кожаные туфельки. Итак, она вступила в сговор с хозяином этих земель, желая изгнать его сестру из аббатства и самой стать его настоятельницей, а потом разделить с доном Лукретили добытое золото.