София Джеймс - Незабываемая ночь

– Пуля врезалась в кость, но не повредила ни вену, ни артерию. Тебе повезло, еще на дюйм в сторону – и ты бы здесь не сидел.

Селеста подцепила пулю, и та выскочила из раны. Маленькая, чуть деформированная посланница тьмы.

Подойдя к корзине с одеждой, она достала большой кусок муслина. Отец всегда говорил, что главное для раны – чистота. Она хорошо усвоила его уроки.

– Прежде нож надо опустить в кипящую воду или подержать над огнем, а потом наложить чистую повязку. Не стоит прикасаться к ране без острой нужды, ведь любая попавшая в нее грязь повышает риск смерти от заражения.

Сам Август черпал знания из книг и личного опыта, он был начитанным и по-хорошему любопытным человеком. Несчастье его было в том, что он выбрал в спутницы по жизни не ту женщину; все годы их брака были дорогой к полному разочарованию.

Мэри Элизабет Фолкнер. Селеста даже не могла определить, какой она была матерью.

Она принялась, с большей яростью, чем следовало, разрывать ткань на полоски и скручивать в аккуратные клубки. Нагреть нож в воде или над огнем нет возможности, придется обойтись слюной.

Шейборн откинулся на спинку кожаного кресла, предоставив Селесте заботу о своем теле. Руки ее были теплыми и умелыми. Закончив, она завязала кончики ткани и встала.

– Хорошо бы приложить мазь, чтобы снять боль, но у меня здесь ничего нет.

– Спасибо тебе.

Его сердце было готово разорваться от боли, но он сжал губы, прикусив страх, ему нельзя дать вырваться. Если рана начнет гноиться, он умрет, но и долго передвигаться с такой ногой не сможет. Разумеется, Шейборн не собирался делиться мыслями с Селестой, вместо этого он попытался отвлечься.

– Расскажи мне об этом мальчишке, – попросил он, кивнув на одежду посыльного булочника, и улыбнулся, видя, что она готова включиться в игру. Мрачные думы сменили мысли о выдуманной легенде.

– Меня зовут Лоран Ру, я с юга. У отца небольшое хозяйство недалеко от Сент-Этьен-дю-Гре, мы выращиваем овощи и возим на рынок в Сен-Реми. Правда, сейчас отец болеет.

– А что ты делаешь в Париже? Что заставило вас перебраться в большой город, месье Ру?

Последнюю фразу он произнес с мелодичным акцентом Прованса. Селеста была впечатлена его способностью непринужденно и ловко переходить с одного диалекта на другой. Он знает несколько языков не хуже родного, к тому же обладает острым умом. «Не человек, а клад», – усмехнулась она про себя. Вероятно, именно эти способности помогли ему пробраться в Испанию и добыть информацию, спасшую Англию. Перед ней совсем не тот юноша из Суссекса. Этот мужчина суровый, чужой и очень опасный. Только вот ставшие темными волосы еще больше подчеркивают золотисто-янтарный цвет глаз.

Она была настороже, но все же не отказалась от игры, а лишь продемонстрировала еще лучшую подготовку – этого он точно не ожидал.

– Я приехал, потому что хотел научиться кожевенному делу, поступить учеником. – Она заговорила на диалекте, который встречался так редко, что был почти никому не известен. – Но у меня нет денег, которые требует мастер, и отец велит возвращаться домой.

– Так бывает со многими. Неприкрашенная правда часто воспринимается как ложь.

Селеста улыбнулась и перешла с мягкого прованского французского на более привычный ей парижский.

– А вы прекрасны в своей роли, майор Шейборн. Все здесь ненавидят вас за мастерство. Знаешь, твое имя возглавляет список врагов новой Франции Наполеона? Тебя называют правой рукой Уэлсли и неуловимой ищейкой. Это лишь два из множества эпитетов, которые здесь применяют.

Он сидел, потупив глаза, и ковырял пальцем дырку в кресле, из которой торчал внутренний материал.

– Я лишь один из многих. В Испании дюжины групп сопротивления, их поддерживают и помогают тысячи сторонников, у них тысячи глаз и ушей. Это и священник в церкви, хозяин таверны, женщина, продающая букеты цветов на улице. Мальчик с фермы, который передает сведения военным, когда приносит им молоко. Смотритель маяка, который всегда заметит корабли там, где их не должно быть.

Лицо Шейборна выглядело совсем уставшим. Последние лучи заходящего солнца потухли, уступив место серости приближающейся ночи. «Мрак помогает многое скрыть», – подумала Селеста. Сейчас это на руку.

– Многие в Париже верят, что император уничтожит бедность и болезни, что благодаря ему жизнь и условия труда станут лучше, и ради этого они готовы на любые жертвы.

– И ты во все это веришь?

Селеста пожала плечами.

– Намерения Бонапарта трудно понять, еще и поэтому он так силен. Миротворец, всякий раз идущий на конфронтацию. По правде говоря, он уже не такой, как несколько лет назад, когда я готова была жизнь отдать за его идеи.

– Вероятно, так размышлял твой отец, принимая решение вернуться во Францию.

– Все было не так просто. Папа мучился сомнениями, они не давали покоя… – Внезапно она замолчала.

«Пока не убили. Щупальца развращенной власти опутали нас, тряхнули и вздернули. Так поступают с рыбой – бросают наживку, подсекают, и она висит в воздухе с открытым ртом».

– Тебя терзают те же сомнения?

Она печально покачала головой.

– Мне всегда приходилось непросто. Надо было как-то выживать. Я продавала тайны за деньги. Выставила свои навыки на рынок жадности и справлялась.

– Все время скрываясь? – Шейборн обвел взглядом комнату. Внезапно она увидела ее глазами майора – жалкой и обветшавшей. – Живя в темноте? Добывая информацию и обходя то, что может заставить дрожать от страха?

Движение ее головы выразило больше, чем она бы хотела.

– Девушка, которую ты знал, умерла вместе со своим отцом. Уже много лет меня зовут Брижит Герен. Я не та, какой была, майор.

– Все люди меняются, Селеста. Никто в эти трудные времена не может позволить себе роскошь остаться прежним. – В тон ей, он говорил спокойно, почти равнодушно. – Кто научил тебя владеть ножом?

«Что, а не кто», – подумала Селеста и резко встала, чтобы было легче дышать и бежавшая по жилам ненависть – сильная, до тошноты – не вырвалась наружу, окрасив слова ненужными интонациями. Это уже нельзя будет изменить.

– Пора спать.

Шейборн кивнул, поднял подбородок выше и закрыл глаза. Лунный свет падал на волевое лицо, обезображенное следами ударов у глаз и рта. Селеста засомневалась, не помешают ли они бежать из страны, но сразу возразила себе: если это вообще под силу человеку, то справиться может только Саммер. Она сама уйдет отсюда, как только убедится, что он спит. Она исчезнет, затеряется в большом Париже, чтобы не стать обузой майору.

Она мечтала остаться, но есть вещи, которые ему не стоит знать, в которых она не посмеет признаться.

Все люди меняются.

Было время, когда она верила, что добро всегда побеждает, что плохой режим обязательно сменится хорошим. Так было ровно до той поры, когда белые и черные превратились для нее в серых, и она отлично знала их истинную суть.