Бриттани Ш. Черри - Волны, в которых мы утонули

Мне не хватало ее голоса.

– Можно, я снова возьму тебя за руку? – спросил я.

Она вложила свою левую руку в мою правую руку, и я вздохнул. Ее пальцы были холодными, как лед.

– Сожми мою руку один раз, если хочешь сказать «нет», и два раза, если хочешь сказать «да», хорошо?

Она согласилась и закрыла глаза.

– Тебе страшно?

Она сжала дважды.

– Тебе грустно?

Она сжала дважды.

– Ты хочешь побыть одна?

Она сжала один раз.

– Как думаешь, можно… как думаешь, я могу быть твоим другом? – прошептал я.

Она распахнула глаза и посмотрела на меня. Интересно, бьется ли сейчас ее сердце так же, как и мое: быстро, испуганно, так, что кружится голова?

Она посмотрела на наши ладони и сжала их один раз. Потом она снова сжала мою руку, и мое сердце бешено заколотилось.

Я перестал сдерживать дыхание и выдохнул.

Я засунул свободную руку в карман и вытащил мамину подвеску.

– Это тебе. Амулет дружбы. Якорь. Обещаю, что я буду твоим другом – хорошим другом. По крайней мере, я сделаю все, что смогу. Я буду твоим якорем. Я буду держать тебя, если ты почувствуешь, что тебя уносят волны. Просто… – Я вздохнул, глядя на подвеску в своей руке. – Я хочу, чтобы ты снова улыбалась. Я хочу, чтобы твои мечты сбывались. И я буду очень стараться, чтобы они сбылись, даже если ты мечтаешь о собаке по кличке Скиппи и коте по кличке Джем. Я хочу, чтобы ты знала… – Я снова вздохнул, потому что всякий раз, когда ее глаза наполнялись слезами, мне было очень больно. – Мэгги, я хочу, чтобы ты знала: даже если ты решишь больше никогда не говорить, рядом с тобой всегда будет человек, который тебя услышит. Хорошо? Я всегда буду рядом, чтобы слушать твое молчание. Ну что? Она тебе нужна? Тебе нужна эта подвеска?

Она дважды сжала мою руку, и на ее лице появилась едва заметная, почти не различимая улыбка.

– Если хочешь, мы можем вместе послушать мою музыку. Знаю, я говорил, что никогда не дам тебе ее послушать, но я хочу сказать, что ты можешь ее слушать, если захочешь. Вчера вечером Джейми собрал для меня новый плейлист на своем компьютере, и я загрузил его в плеер. Я не знаю, что там, но мы можем послушать вместе.

Она снова дважды сжала мою руку. Я дал ей один наушник, а сам взял другой. Мы лежали на ее кровати, свесив ноги с края. Я включил музыку. Начала играть «Low» – FloRida feat. T-Pain.

«Боже, Джейми».

Не слишком-то она подходит моменту [6] В треке «Low» – FloRida feat. T-Pain достаточно дерзкий текст. . Я хотел включить другую, но Мэгги сжала мою руку, останавливая меня. Ее глаза были закрыты, и по щекам скатилось несколько слез, но я готов был поклясться, что видел, как ее губы дрогнули в едва заметной улыбке. Настолько незаметной, что кто-то, наверное, подумал бы, что она просто хмурится, но я знал, что это не так.

Когда я смотрел, как она едва заметно улыбается, мне было больно. Я закрыл глаза, и, когда мы слушали FloRida, у меня из глаз вытекло несколько слезинок. Не знаю почему, но когда она плакала, я тоже плакал.

В этот момент я понял, что она была права с самого начала.

Она была права насчет меня, и нее, и нас.

Я буду любить только ее. Я буду любить ее вечно.

Как бы жизнь ни пыталась изменить нас.

Мама и папа больше не танцевали.

За последние десять лет между ними изменилось многое. Но эта перемена была самой печальной. Они по-прежнему обнимались по утрам, и папа всегда целовал маму в лоб перед тем, как пойти на работу в университет. Выходя из дома, он всегда говорил: «Я люблю…», а мама всегда заканчивала: «…тебя».

Они все еще любили друг друга, но больше не танцевали.

По вечерам мама разговаривала по телефону со своими лучшими подругами по колледжу, обсуждая меня или разных психотерапевтов, читала статьи в Интернете или оплачивала счета. Папа сидел в гостиной. Он либо проверял работы студентов старших курсов, либо смотрел «Теорию Большого взрыва» [7] «Теория Большого взрыва» ( англ . The Big Bang Theory) – американский ситком, созданный Чаком Лорри и Биллом Прэди. .

Раньше папа пытался включить песню, под которую они танцевали на свадьбе, но обычно мама была слишком уставшей, чтобы танцевать с ним.

– Потанцуй со мной? – спрашивал он.

– Не сегодня. У меня болит голова, Эрик, – отвечала она.

Она не знала об этом, но я видела, что папа всегда хмурился, когда она уходила.

– Я люблю… – говорил он, глядя ей в спину.

– …тебя, – по привычке бормотала она.

Она поднимала глаза в сторону лестницы, видела меня и хмурилась. Глядя на меня, она всегда хмурилась, как будто я была трещиной на семейном портрете.

– Иди спать, Мэгги Мэй. Завтра рано вставать на учебу.

Иногда она стояла и смотрела на меня, словно ждала, что я скажу ей что-то в ответ. А потом, когда я молчала, она вздыхала и уходила, еще более уставшая, чем минуту назад.

Тяжело было осознавать, как сильно я ее изматывала.

Было еще тяжелее сознавать, как сильно я сама себя измотала.

– Все хорошо, дочка? – спросил папа, заглядывая ко мне в спальню.

Я улыбнулась.

– Хорошо, хорошо. – Он потер рукой седеющую бороду. – Время шуток?

Мой отец был ботаником в хорошем смысле этого слова. Он был профессором английского языка в Университете Харпер-Лейн и знал о литературе больше других. Но настоящий его талант заключался в том, что он знал самые ужасные шутки на всем белом свете. Каждый вечер он рассказывал мне что-то ужасное.

– Что можно найти на кухне у Чарльза Диккенса? – Он похлопал себя по ногам, изображая барабанную дробь, и закричал: – «Лучшее из тимьяна, худшее из тимьяна» [8] Аллюзия на «Повесть о двух городах» Чарльза Диккенса. («Это было лучшее изо всех времен, это было худшее изо всех времен».) Слово «thymes» (тимьян, англ .) имеет схожее звучание со словом «time» (время, англ .) – игра слов. !

Я закатила глаза, хотя это была самая смешная шутка, которую я когда-либо слышала.

Он подошел ко мне и поцеловал меня в лоб.

– Спокойной ночи, Мэгги. Земля вертится, потому что твое сердце бьется.

Каждую ночь, лежа в постели, я слушала, как Кельвин играет у себя в комнате. Он всегда засиживался допоздна. Он либо слушал музыку, либо делал уроки, либо проводил время со своей девушкой Стейси. Я всегда знала, когда она была у нас, потому что она хихикала, как безумно влюбленная девчонка. Они встречались уже так долго, что даже носили кольца обещания, которые связывали их навеки.

Около одиннадцати вечера я просыпалась и слышала, как Шерил на цыпочках выскальзывает из дома, к своему парню Джордану. Джордан был классическим плохим парнем, о которых я читала во многих книгах. Шерил было лучше всего без него, но я не могла сказать ей об этом. Даже если бы и могла, она не стала бы меня слушать.