Бертрис Смолл - Любовь воительницы

– Правильно, – согласился Акбар. В подробности он вдаваться не стал, однако проговорил: – Римляне заставили Ирис заниматься с ними любовью. Когда женщину заставляют, это называется изнасилованием. Римляне изнасиловали твою маму, обесчестили ее, обесчестили нашего отца, нашу семью и всех бедави. А когда закончили, перерезали ей горло, чтобы не осталось свидетелей. Они решили, что моя мать тоже мертва, поэтому не стали добивать.

Зенобия некоторое время молчала, затем спросила:

– Значит, Тамар тоже изнасиловали?

– Да, – со вздохом ответил Акбар. – Мою мать тоже изнасиловали.

– И поэтому она меня спрятала? – допытывалась Зенобия. – Не хотела, чтобы и меня изнасиловали?

– Если бы изнасиловали тебя, сестра моя, бесчестье было бы особенно ужасным. Ведь ты девица, никогда не знавшая мужчину. Часть твоей ценности для будущего жениха – девственность. Видишь ли, мужчина, который женится на девушке, не хочет идти по дороге, по которой уже прошли другие, – объяснил Акбар.

Зенобия молча кивнула. Теперь-то она понимала, почему мать плакала и умоляла римлян пощадить ее. Она пыталась спасти свою добродетель и честь мужа. Какие же ужасные скоты эти римляне! Зенобия желала отмщения.

Внезапно из отцовской спальни донесся вой. Прибыли остальные члены племени, и женщины, вошедшие в комнату, рыдали от скорби и стыда. Забаай бен-Селим вышел из комнаты и сказал старшему сыну:

– Отведи Зенобию в ее комнату. Я должен расспросить ее.

Акбар тотчас же встал и отнес сестру в ее комнату в женской половине дома. Усадив девочку на кровать, он похлопал ее по руке и едва заметно улыбнулся. Лицо же Забаая было мрачным и грозным. Пристально глядя на дочь, он проговорил:

– Я выслушал рассказ Тамар, а теперь хочу услышать твой. Как это произошло?

Тихо всхлипнув, девочка рассказала отцу обо всем, что знала, и она обвиняла в случившемся себя – ведь именно из-за нее обе женщины задержались в доме. Отец ничего на это не сказал. Если Забаай и гневался на свою юную дочь, то гнев его таял перед лицом их общего горя. Римляне за свои злодеяния заплатят! О да, они заплатят! Дюжина его сыновей уже рассыпалась по городу с приказом привести к нему в дом римского губернатора и молодого правителя Пальмиры принца Одената. И только после того, как эти двое увидят, что сотворили негодяи с его женами, он унесет тело Ирис из спальни и похоронит с почетом, которого она заслуживала.

Забаай ласково обнял Зенобию и проговорил:

– Ты ни в чем не виновата, дитя мое. Пока отдохни. А когда надо будет, я пошлю за тобой Баб. Сожалею, но тебе придется еще раз рассказать о случившемся, на этот раз – губернатору.

Забаай вышел из комнаты, чувствуя, как гнев снова прорывается сквозь боль и скорбь. Он ведь всю свою жизнь был гражданином Пальмиры! Кроме того, он еще и римский гражданин – как и все пальмирцы. Просто немыслимо, что солдатам империи позволили выйти из-под контроля в мирном торговом городе! Ему вдруг захотелось остаться одному, чтобы предаться скорби, но он знал, что время для этого еще не настало. Сначала следовало высказать все римлянам и потребовать справедливого отмщения.

Вернувшись в гардеробную при спальне, Забаай смыл с лица пыль пустыни и сменил одежду. Рабы унесли таз с розовой водой, затем надушили и расчесали господину бороду. Он по-прежнему выглядел прекрасно – мужчина среднего роста с черной бородой, чуть-чуть подернутой сединой. И лишь темные глаза, потускневшие от боли, выдавали его чувства.

В комнату вошел старший сын.

– Они здесь, отец, – сообщил он.

Забаай кивнул и вышел из спальни, чтобы поздороваться с гостями.

– Мир тебе, господин мой принц, и тебе тоже, Антоний Порций. Добро пожаловать в мой дом, хотя теперь это дом скорби.

– Мир и тебе, кузен… – начал принц, но договорить не успел: его с раздражением перебил римский губернатор.

– Что за срочность? – проворчал он, прикладывая пальцы к вискам – его мучила головная боль. – Меня буквально стащили с ложа твои сыновья, Забаай бен-Селим. И они заставили пойти с ними безо всяких объяснений! Напоминаю тебе, вождь бедави, что я – имперский губернатор Пальмиры! И ко мне должно относиться с уважением!

– Именно из-за твоей должности, Антоний Порций, я и вызвал тебя сюда.

– Ты?… Ты вызвал меня?! – в ярости завизжал Антоний, и его двойной подбородок задрожал.

– Да, я! – прогрохотал Забаай в ответ. – Я, Забаай бен-Селим, правитель бедави, вызвал тебя! И тебе, господин мой губернатор, придется выслушать меня очень внимательно. Этим утром я со своими людьми покинул Пальмиру, направляясь в наше ежегодное зимнее странствие по пустыне. Как тебе хорошо известно, мы поступаем так каждый год, чтобы во время сезона дождей в пустыне выпасать наши стада. Но двум моим женам пришлось ненадолго задержаться в доме, потому что моя единственная дочь Зенобия не любит эти зимние кочевания. И девочка решила, что если она спрячется, то нам придется оставить ее в Пальмире. Разумеется, женщины ее нашли, и собирались уходить, но услышали чужие шаги на лестнице. Моя старшая жена предусмотрительно спрятала девочку под кроватью. Хвала всем богам за то, что она это сделала!

Так вот, Антоний Порций: римские солдаты вломились в мой дом! Под предводительством своего командира они напали на моих жен, изнасиловали их, а моей несчастной Ирис перерезали горло. Негодяи оставили Тамар, решив, что она уже мертва. И все это время моя бедная маленькая дочь сидела, скорчившись, под кроватью и тряслась от ужаса!

Все эти люди – римские наемники, Антоний Порций! Иностранные наемники! Тебе будет несложно отыскать их. Я требую, чтобы их покарали! И я не удовольствуюсь меньшим, чем их смерть, имперский губернатор!

Ошеломленный рассказом кузена, принц Оденат в растерянности пробормотал:

– Твоя прелестная Ирис мертва? Забаай, что я могу сказать?… Как смогу утешить тебя после такой утраты? – Принц начал рвать на себе одежды, выражая тем самым свое сочувствие. – А что с ребенком, с твоей дочерью Зенобией? Ее не тронули?

– Не тронули, хвала богам! Солдаты не догадались, что моя невинная дочурка тоже находилась в комнате. Найди они мое драгоценное дитя, не сомневаюсь, что и на нее бы жестоко напали! Каких людей ты допускаешь в легион, Антоний Порций? Пальмира не только что завоеванный город, где римляне могут насиловать и грабить сколько им заблагорассудится. Пальмира – торговое государство, жители которого гордятся своим римским гражданством!

Антоний Порций, мужчина среднего возраста, также был потрясен рассказом Забаая бен-Селима. Человек справедливый, он любил Пальмиру, в которой провел почти всю свою взрослую жизнь. Но еще он был римским губернатором, и ему требовалось убедиться в том, что бедави говорил правду.