Колин Маккалоу - Порочная страсть

Люс склонился над ее столом, в руках у него был распечатанный конверт с историей болезни Майкла.

– Положите бумаги на место!

Даггет без малейшего смущения, словно поднял конверт случайно, без всякого умысла, повиновался. Если он и доставал документы из конверта, то уже прочитал их. Глядя на Люса, Онор не могла понять это. В том-то и заключалась сложность: в Люсе уживалось столько личностей, что он и сам подчас не понимал, какая из них взяла верх. Разумеется, он всегда мог убедить себя, что не сделал ничего дурного. С виду он казался честнейшим человеком, которому и в голову не придет что-то вынюхивать, пускаться на хитрости или пакостничать исподтишка, но в действительности за ним грехов водилось немало.

– Что вам здесь понадобилось, Люс?

– Хотел попросить разрешения задержаться после отбоя, – не задумываясь, ответил он.

– Простите, но в этом месяце вы уже свой лимит исчерпали, – холодно отрезала сестра. – Вы прочли бумаги?

– Сестра Лангтри, как вы могли подумать? Разве я способен на такое?

– Когда-нибудь я вас поймаю с поличным, так и знайте. А сейчас, раз уж вы оказались в этой части барака, поможете мне с ужином.

Прежде чем выйти из кабинета, Онор, проклиная себя за небрежность, заперла конверт в ящике стола. Такого за все годы работы с ней еще не случалось. Ей следовало сначала убрать документы, а потом уже показывать Уилсону палату. Возможно, он и прав: слишком долго шла эта война, в конце концов усталость берет свое, и начинаешь совершать ошибки.

– Господь милосердный, благодарим тебя за пищу, что послал нам, – произнес Бенедикт почти в полной тишине и поднял голову.

Только Люс, словно глухой, оставил без внимания призыв присоединиться к молитве и начал есть сразу, как только уселся за стол. Остальные дождались, когда Бенедикт завершит молитву, и только потом взялись за ножи и вилки, чтобы управиться с сомнительного вида варевом, разложенным по тарелкам. Их не смутила набожность Бенедикта, как не обескуражило и откровенное пренебрежение Люса. Если поначалу этот ритуал и был кому-то в новинку, то уже давно стал обыденностью, глядя на сотрапезников, заключил Майкл. Стряпня местного повара хоть и выглядела не очень презентабельно, но оказалась вполне съедобной. А вот что уж было действительно невиданной роскошью, так это десерт.

Майкл давно взял себе за правило, попадая в новое окружение, наблюдать за людьми и делать выводы. Это вошло у него в привычку, стало своего рода способом выживания, а заодно и игрой. Он заключал пари сам с собой и делал воображаемые ставки на правильность своих умозаключений, отдавая предпочтение мысленному спору и не желая признавать, что в действительности последние шесть лет на кону стояла его жизнь.

Конечно, в бараке «Икс» компания подобралась странноватая, но Майкла это не удивляло: люди как люди, пытались ужиться с собратьями, но преуспели в этом не больше других. Если они похожи на него, то, должно быть, невыносимо устали от войны и от людей, да, от людей.

– Как вас занесло в отделение «Икс», мистер Уилсон? – спросил вдруг Бенедикт.

Майкл отложил ложку, поскольку все равно уже доел сладкое, и вынул из кармана жестянку с табаком.

– Я едва не убил одного малого. – Достав книжечку папиросной бумаги, он вырвал из нее листочек. – Если бы мне не помешали, я бы его прикончил.

– Это ведь не был неприятель, как я понимаю? – уточнил Нил.

– Нет, речь о нашем полковом старшине.

– И это все? – подал голос Наггет с набитым ртом, а когда попытался проглотить пищу, лицо его исказила невероятная гримаса.

Майкл обеспокоенно нахмурился.

– Эй, что с вами?

– Просто у меня хиатальная грыжа, – ответил Наггет тоном обреченного на смерть. – Такое случается всякий раз, когда я глотаю.

Наггет объявил об этом с величайшей торжественностью и с таким же благоговением, с каким Бенедикт творил свою коротенькую молитву. Майкл заметил, что остальные, и даже Люс, добродушно усмехнулись. Похоже, они любили этого парнишку с заостренным, как у хорька, лицом.

Свернув и закурив папиросу, Майкл заложил руки за голову, откинулся назад на деревянной скамье без спинки и задумался, что за люди его окружают. Приятно было оказаться в незнакомом месте, где столько незнакомых лиц. После шести лет службы в одном батальоне ты уже по запаху можешь сказать, кто из твоих братьев по оружию испортил воздух.

Слепому было, наверное, хорошо за тридцать, говорил он мало и не требовал к себе внимания в противоположность Наггету, который, похоже, стал здесь своеобразным талисманом, решил Майкл. В каждой компании есть такой талисман – человек, который приносит удачу. Почему же барак «Икс» должен быть исключением?

Люс Майклу определенно не понравился, но, похоже, он не нравился здесь никому. Судя по всему, он, как и Наггет, никогда не видел войну из солдатского окопа. Майкл никому не пожелал бы через это пройти, но те, кто прошел, были другими, и дело здесь не в храбрости, не в силе и не в твердости духа. Эти качества не появятся на передовой, если их не было изначально, а если были – война не сможет их вытравить. Ужас войны уходит корнями глубже. Это куда более сложное чувство. Ценность человеческой жизни осознается лишь тогда, когда посмотришь в глаза смерти. Война показывает человеку, что миром правит слепой случай. Он один решает, кому жить, а кому умереть. Война заставляет каждого осознать всю меру своего эгоизма, когда униженно благодаришь судьбу за то, что, расправившись с другими, смерть пощадила тебя, приберегла на время предназначенную тебе пулю. Начинаешь цепляться за суеверия, хотя и понимаешь, что среди крови и грязи человек превращается в животное, а для тех, кто распоряжается его армейской судьбой, он всего лишь статистическая единица…

Заговорил Нил, и Майкл заставил себя прислушаться. Капитан с первого взгляда внушал к себе уважение. Одетый в полевую форму войск пустыни, он держался как настоящий солдат, прошедший через всю войну.

– …так что, насколько я понимаю, у нас в запасе еще около двух месяцев.

Майкл слушал вполуха, но уловил, что речь идет о том, сколько еще просуществует отделение «Икс». Он с интересом переводил взгляд с одного лица на другое, пока ум его пытался осмыслить неожиданное открытие: новость о скором возвращении домой испугала и расстроила обитателей барака. Слепого Мэта буквально трясло от ужаса! «Да они и вправду со странностями», – подумал Майкл, вспомнив слова сестры Лангтри о том, что многие боятся ехать домой.

Сестра Лангтри… Сержант Уилсон так давно не имел никаких дел с женщинами, что не мог сказать с уверенностью, какие чувства она у него вызывает. Эта война перевернула все с ног на голову, но Майклу трудно было свыкнуться с мыслью, что женщина способна занимать руководящую должность. Кроме того, насколько ему помнилось, до войны женщины не были настолько уверенными в себе. Несмотря на всю свою доброту, внимание и заботу, сестра привыкла командовать и без малейшего смущения демонстрировала мужчинам свою власть. Нет, она, конечно, не была драконом в юбке, но Майкл все же ощущал неловкость рядом с женщиной, которая, похоже, допускала, что они говорят на одном языке и думают одинаково. Он не мог даже утешить себя мыслью, что повидал на войне побольше ее: вполне возможно, сестра Лангтри сама провела под огнем бо́льшую часть войны. Она носила на погонах серебряные звездочки капитана корпуса медсестер, а это довольно высокий ранг.