Люсинда Райли - Полуночная роза

После этого папа стал относиться к маминым суевериям с большим вниманием. По мере того как я росла, мама учила меня готовить простые снадобья от кашля, простуды и разбитого сердца, наблюдать за лунным календарем. В определенные дни каждого месяца лекарства действовали лучше, чем в другие. Мама говорила, что женщины обязаны своей властью луне, а самая могущественная сила на планете – природа, созданная богами, чтобы дать людям все необходимое для жизни.

– Когда ты услышишь, как поют духи, Анни, – сказала она однажды, укладывая меня в постель, – тогда мы точно узнаем, что тебе передался мой дар.

В тот момент я ничего не поняла и лишь кивнула:

– Да, мамочка.

Для меня не было тайной, что семья матери считает ее брак мезальянсом. Мама принадлежала к высшей касте и приходилась троюродной сестрой махарани [7] Махарани – высший титул для женщины в Индии; жена махараджи. Джайпура. Хотя, если честно, мне всегда казалось, что все, кого я знаю, приходятся друг другу какими-нибудь родственниками. В двухгодовалом возрасте маму пообещали в жены зажиточному кузену из Бенгалии, который в шестнадцать лет некстати подхватил малярию и скончался. Пока родители искали ей нового достойного мужа, она встретила на фестивале наваратри [8] Наваратри – фестиваль девяти ночей, индуистский религиозный праздник. моего отца, и они начали тайно переписываться.

Когда бабушка с дедушкой объявили маме, что нашли ей высокородного пятидесятилетнего мужа, для которого она станет третьей женой, та пригрозила убежать из дома, если ей не разрешат выйти за моего отца, молодого и красивого. На какие только ухищрения не приходилось идти моим родителям, чтобы видеться друг с другом!.. Эти истории стали частью семейного фольклора. В конце концов бабушка с дедушкой неохотно согласились с маминым выбором.

– Я сказал, что не могу дать их дочери рубины, жемчуга и дворец, но она всегда будет купаться в моей любви, – вспоминал отец. – Запомни, дочка, настоящая любовь стоит всех драгоценностей в королевстве махараджи.

Мой папа, Камалеш, был полной маминой противоположностью. Философ, поэт и писатель, верный последователь великого Рабиндраната Тагора, он писал статьи, в которых выражал свои радикальные убеждения, в том числе и по поводу британской колонизации. При этом папа в совершенстве знал английский язык и, несмотря на свои политические взгляды, зарабатывал на жизнь, преподавая его знатным индийцам, чтобы те могли общаться со своими британскими друзьями.

Меня он учил не только английскому, но и другим предметам, от истории до естественных наук. Пока мои сверстницы овладевали искусством вышивки и осваивали молитвы, чтобы найти хорошего мужа, я читала «Происхождение видов» Дарвина и изучала математику. К восьми годам я уверенно сидела на лошади без седла. Отец не делал скидок на возраст и требовал, чтобы я от него не отставала. Я обожала папу, как многие девочки, и старалась ему угодить.

Благодаря таким разным родителям: радикально настроенному отцу, который всегда рассуждал логически, и матери, которая, увидев однажды в спальне летучую мышь, позвала колдуна, изгоняющего злых духов, в моей голове сложилась удивительно противоречивая картина мира. Я впитала многое от обоих, при этом оставаясь собой.

Увидев однажды, как мальчишки избивают бродячую собаку, я в слезах забралась к папе на колени. Он взял меня за подбородок и посмотрел мне в глаза.

– Милая Анни, у тебя отзывчивое сердце, которое бьется громче сотни табла [9] Тáбла – индийский ударный музыкальный инструмент. . Как и твой отец, ты не приемлешь несправедливости, – сказал он. – Но будь осторожна, дочь, потому что люди – сложные существа, и души у них, как правило, серые, а не черные и не белые. Там, где ты надеешься найти добро, может обнаружиться зло. А там, где ты видишь одно лишь зло, может найтись и добро.

Когда мне было девять лет, отец скоропостижно скончался во время вспышки тифа, которая разразилась в городе в сезон дождей. Не помогли даже мамины снадобья.

– Пришло его время, доченька, – только и сказала она.

Я не понимала, как она может оставаться такой спокойной. Я выла над его бездыханным телом, как безумная, а мама сидела тихая и невозмутимая, в глазах – ни слезинки.

– У каждого свой срок, Анни, ничего не поделаешь, – утешала она меня.

Я билась в истерике и цеплялась за тело отца, когда его поднимали на погребальный костер. Меня еле оттащили. Свами [10] Свами – монах в индуизме. запели мантры и зажгли брикет соломы. Воздух наполнился едким дымом. Я отвернулась и зарылась лицом в мамину юбку.

После папиной смерти мы едва сводили концы с концами, и махарани Джайпура предложила нам жить у нее. Мы с мамой переехали из нашего славного маленького домика в Лунный дворец, в зенану, где жили женщины и дети. В те времена все женщины соблюдали пурду – ни один мужчина, кроме мужа и близких родственников, не мог видеть наших лиц. Даже если кто-то из нас заболевал, врач ставил диагноз через ширму. Сейчас мне и самой в это не верится, а тогда таков был порядок вещей.

Когда я впервые попала во дворец, мне стоило немалых усилий привыкнуть к постоянному шуму и суете. Дома нам помогали справляться с хозяйством служанка и мальчик-садовник; вечером они уходили, мы закрывали двери и оставались втроем. Жизнь во дворце разительно отличалась от нашего домашнего уклада. Мы жили, ели и спали все вместе. Порой мне не хватало тишины и спокойствия нашего дома, где я могла закрыться в своей комнате и без помех читать книгу.

Однако в такой жизни были и преимущества. Я не испытывала недостатка в подругах – в зенане жило много девочек моего возраста. Всегда находился кто-то, чтобы составить компанию в нарды или подыграть на ви́не, когда я пела.

Мои подружки, дочки местной знати, отличались хорошим воспитанием и манерами. Мне не хватало лишь уроков с папой. Только переступив порог дворца, я поняла, насколько опережал свое время отец, стараясь дать мне образование.

Это он придумал называть меня Анни; мое настоящее имя означало «грациозная», и в глубине души я считала, что оно мне не подходит. Мне легко давалась учеба, и я была превосходной наездницей; типично девичьи увлечения меня не интересовали. В зенане я часто наблюдала, как женщины прихорашиваются и часами вертятся перед зеркалом, выбирая правильный оттенок корсета к юбке – традиционные сари в провинции Раджастан не носили.

Все принцессы и многие их знатные родственницы были чуть ли не с младенчества обручены с мужчинами, которых выбрали их родители. Я же происходила из высокой касты, но бедной семьи. Отец почти ничего нам не оставил, и у мамы не было денег на приданое. Я не могла считаться удачной партией, и мама тщетно искала в нашем генеалогическом древе подходящего мужа. Меня это не слишком беспокоило: помня папины слова, я хотела найти настоящую любовь. В одиннадцать лет, когда мы прожили во дворце уже год, отцовская наука начала приносить плоды. Махарани выбрала меня в компаньонки для своей старшей дочери, принцессы Джамиры.